К а р а к а ш. Ко мне никто не приехал?
Ф и л и н. Нету.
К а р а к а ш. Что же это ребята опаздывают? Помогите мне, пожалуйста, до квартиры донести.
Филин выносит из будки бутылки, свертки и несет их в дом. Во двор вбегает бледный, с классным журналом в руке Г а н я. Каракаш увидел его. Ганя прячет журнал за спину.
Эй, приятель! Отзанимался по истории?
Г а н я. Да, уже.
К а р а к а ш. Благополучно сошло?
Г а н я. Да, благополучно.
К а р а к а ш. Ну, молодец! Значит, вечером приходи.
Г а н я. Приду!
К а р а к а ш. Если в школе мою мать увидишь, скажи, чтоб не задерживалась. Скажи, что вечером будем твои именины справлять. Смотри, не опаздывай. (Уходит вслед за Филиным.)
Г а н я. Не опоздаю. (Оглядывается по сторонам и быстро бросает журнал в топку снеготаялки. Засунув руки в карманы, насвистывая, с независимым видом выходит из ворот.)
Ф и л и н возвращается. Во двор входит доктор Л а п и д и с. Еще издали он кричит Филину.
Л а п и д и с. Мальчик! Три с половиной кило! В сорочке! Сколько это на фунты?
Ф и л и н. Без малого девять.
Л а п и д и с. Вы знаете, Филин, я человек беспристрастный, но такого ребенка я не видел. Не видел! Все сиделки в один голос говорят, что это вылитый я. Один день от роду, а уже вылитый я! Они мне каждые три часа звонили на работу. А ведь вы знаете, что к нам в неотложную лечебную помощь не так-то легко дозвониться. Вы понимаете, какая чуткость! Чтоб я мог спокойно работать, они мне каждые три часа звонили из родильного дома…
Ф и л и н. Поздравляю вас.
Л а п и д и с. Спасибо, товарищ Филин. Вот тут пять рублей. Возьмите, возьмите, Филин.
Ф и л и н. Ну что вы, зачем это?
Л а п и д и с. Я сейчас отдохну, а потом по дороге на службу забегу еще раз в родильный дом имени Грауэрмана. А потом я буду с работы звонить по телефону прямо жене. Там у каждой кровати Грауэрман… то есть телефон. Я уже сам не знаю, что говорю. До свидания. (Входит в дом.)
Филин подвозит на саночках снег, возится у снеготаялки. В ворота входит директор школы Б е р е н д е е в и учительница Л и д и я В а с и л ь е в н а.
Б е р е н д е е в. Не стоит, Лидия Васильевна, так близко к сердцу принимать всякий… Что? Пустяк. Ну, детишки, ну, пошалили, ну, разные выходки… А вы так расстраиваетесь… Ведь так на них не напасешься… Чего? Сердца!
Л и д и я В а с и л ь е в н а. Что вы говорите! Я тридцать пять лет преподаю и знаю, что такое шалости… Но это, это было какое-то издевательство… Такая жестокость…
