К а р а к а ш. Да.
Г а н я. У Лидии Васильевны?
К а р а к а ш. Я ее сын.
Г а н я. А я ее ученик.
К а р а к а ш. Видишь, как хорошо!
Г а н я. Вы прокурор на Южном Урале? Всеволод Каракаш.
К а р а к а ш. А ты почему знаешь?
Г а н я. Она про вас говорила. Пять дней назад. Сперва про греков, про Алкивиада, потом про вас…
К а р а к а ш. На уроке?!
Г а н я. Нет. Про греков на уроке, а в переменке про вас. Как вы врагов вскрывали, гнойники разные. Вас травили, а вы всех перебороли. Вроде Алкивиада.
К а р а к а ш. Ну, ты, брат, истории не знаешь. Вот я маме скажу. Алкивиад был жулик, предатель, карьерист. Вроде Чан Кай-ши. А ты меня с ним сравниваешь.
Г а н я. Потому что я не успел еще приготовить.
К а р а к а ш. У тебя когда занятия начинаются?
Г а н я. В половине третьего.
К а р а к а ш. А сейчас двадцать семь минут…
Г а н я Батюшки!.. (Бежит к воротам.)
К а р а к а ш. Значит, придешь вечером?
Г а н я. Ладно! Приду! (Убегает.)
К а р а к а ш (Филину). Тут будут спрашивать, где живет Каракаш, не забудьте — сорок девятая квартира.
Ф и л и н. Я знаю.
К а р а к а ш. Я у вас в будке оставлю свертки, а сам за цветами побегу! (Уходит.)
Филин бросает снег в снеготаялку. Опустив голову, в бобровой шапке и в распахнутой шубе, с большим чемоданом, из которого вылез рукав в золотых блестках, во двор входит О к о в и н — маленький седой человек. Из окна высовывается Л о с н и ц к и й.
Л о с н и ц к и й. Это хулиганство! Весь дом из-за вас не спит! Если вы черт знает где бываете по ночам, вы должны выключать радио!
Оковин поднимает на Лосницкого мутные усталые глаза.
О к о в и н. Хорошо.
Л о с н и ц к и й. Стыдно! Сорок лет живем в этом доме, и сорок лет я не имею покоя от вас. То вы сами пели с утра и до поздней ночи, а теперь, когда вы уже потеряли голос, вы изводите всех радиоволнами!
О к о в и н. Я не потерял голос… (Идет к дверям.)
Л о с н и ц к и й. А кого вчера чуть не освистали? Меня? Кто вчера в «Пиковой даме» провалился? Я?
О к о в и н. Я заболел.
Л о с н и ц к и й. Какая же болезнь, когда вы гуляете по улицам? Когда-то вы хорошо пели! А теперь это ужас!
О к о в и н. Ах… (Уходит в дом.)
Ф и л и н (Лосницкому). Зря вы так, Никифор Николаевич! Они сегодня взяли расчет в театрах. На покой. Ночью их провожали артисты, ужин был. Больше они петь не будут теперь. На пенсию пошли…
Л о с н и ц к и й. Сорок лет он шумит. А я работаю, мне надо сосредоточиться. Сорок лет я из-за него не могу сосредоточиться! (Захлопывает форточку.)
