Петр Игнатьевич поднял голову.
— Вот ты, Петя, будешь медведь и пойдешь из этого угла; ты, Гриша, и ты, Вова, — два товарища, пойдете от окна. Вот эта табуретка будет дерево. Один из вас полезет на дерево, а другой упадет и притворится мертвым...
Класс привстал, трое ребят разыграли сценку: один бросился на «дерево», другому медведь что-то «прошептал на ухо».
— Что тебе говорил медведь? — спросил первый.
— Говорил, что ты трус: бросил товарища в беде.
Класс ожил, холодок исчез, охотников отвечать оказалось много, но Женя видела, кого еще надо «разговорить», а кого поучить сдерживаться и думать. Казалось, что дальше урок пойдет без всяких осложнений, но тут Гриша, любимец Жени, поднял руку.
— Что, Гриша?
— Так не бывает! Медведь полез бы на дерево, и тому, который на дереве — крышка...
Знатоку медвежьей психологии нужен был вразумительный ответ. Ответа ожидал целый класс. Женя растерялась, наступила заминка.
— Ну, тогда ты придумай другой конец. Медведь полез на дерево... А что дальше?
Гриша, а с ним и весь класс стали «ломать голову»: что же могло быть дальше?
Нашлись фантазеры:
— Он отломил сук и столкнул медведя...
— Он спрыгнул с дерева, и они убежали.
— Его товарищ сбегал за ружьем и застрелил медведя.
— Нет, не так, дайте я скажу...
В классе поднялся шум, и всем хотелось дополнить рассказ. Прозвенел звонок. Женя предложила ребятам дома придумать правдивый конец, нарисовать какую-либо картинку к этому рассказу.
Через несколько дней на педагогическом совещании с участием обследователей школы — делегаток — подводились итоги взаимного посещения уроков.
— Товарищи, задача совещания — выработать некоторые единые требования, или «правила для учителя», — сказала Агния Петровна. — Возьмем начало урока. Одни начинают его в повышенном тоне, устают сами, утомляют ребят: другие начинают работу, не обращая внимания на то, что происходит в классе, как будто задача в том, чтобы выложить все, что принесли на урок, а не в том, чтобы «вложить», вложить не только в уши, но и в души; третьи начинают с распекания нерадивых, тратят на это много времени, снижают интерес к работе. То же и с концом урока... Часто он остается просто незаконченным.
Агния Петровна разобрала несколько уроков и закончила:
— Скажу вам прямо: как молодым надо учиться у старых, так и старым у молодых. В нашем коллективе есть молодой товарищ, Евгения Михайловна, но когда я бываю у нее на уроке, я многому учусь, и ничему не могу научиться у Петра Игнатьевича. К ней дети льнут — а к нему нет, она говорит тихо — и ее слушают, он говорит громко — а его не слышат. В чем причина, что самый старый среди нас стал предметом разговоров в поселке? В том, что он далеко стоит от детей. А воспитателю надо подойти к ним близко, войти в душу. Какие для этого средства? Разные. Вот Евгения Михайловна дошла. А как? Уже по два раза побывала в семьях, пригляделась к каждому ребенку, прихорошила его; и главное, на уроке не выкладывает — берите, кто сколько может, а вкладывает в сознание; и она уже на уроке уясняет — дошло или не дошло, попала в цель или полетело мимо. Вот и хотелось бы, чтобы все хорошее, что вы увидели один у другого, стало нашим общим достоянием, а плохое получило наше осуждение и больше не повторялось. Ну, кто желает поделиться своими соображениями?
