И в конце, только тьма | страница 4
Слишком стара для сказок, слишком молода для религии.
Идеальный возраст для поглощения черноты,
для выявления грязных сердец тех, кому вы доверяете.
Коробки с печеньем разбросаны на бетонном полу рядом с последними компаньонами:
распотрошенными плюшевыми игрушками и влажными трехколесными велосипедами, Гибкими Флаерами[1]
распятыми над сушилкой,
больными останками из украденного детства.
Но не ее.
Ее детство было где-то далеко, не украдено, а потеряно,
забыто, непримечательно.
Говорят, последнее, что видит мертвец, отпечатывается на его
роговице
как отпечаток пальца.
И она хранит свои секреты, умоляет, чтобы ее выслушали.
Последние мысли о
одиночестве
опустошении
заброшенности.
О нем, творящем искусство,
любящим ее до смерти,
сокрушающим ее маленькое тело своим большим.
Ее собственный секрет.
Никто больше не мог услышать.
Со временем они нашли девушку, запутавшуюся, в раздумьях,
В которой ничего не оказалось просто.
Люди, которые в конце концов требовали ее,
во всяком случае, ее части,
даже не знали, что ее уже не было.
Но ее мертвые глаза,
открыты, словно пытаясь объяснить окончательное забвение,
темные лепестки цветут на щеках,
нитки жемчуга смешались с алым, обвив ее шею,
истина сочится из невидящих глаз.
Ⓒ What She Sees by Monica J. O'Rourke, 2013
Ⓒ Игорь Шестак, перевод, 2019
Жасмин и чеснок
Первым делом он всегда осматривал грудь. Зрительный контакт. Или, по крайней мере, контакт глаз и подбородка. Ее глаза редко смотрели прямо на него: слишком унизительно. Правая рука женщины была поднята на девяносто градусов, чтобы растянулась грудь. Круговые движения наружу, сперва кончиками пальцев, затем ладонью. Легкое сжимание соска, чтобы выдавить секрет.
Он никогда не задерживался на определенной части груди, чтобы не возбудиться. Даже горячее дыхание таило в себе сексуальный оттенок, и это было опасно. Подобную процедуру он повторил и с левой грудью, только уже левой рукой. Края бумажного платья были крепко стянуты, словно гарантируя неприкосновенность. Женщина в кресле дышала, и он чувствовал, как ее напряжение угасает.
— Это очень любезно с вашей стороны, — нерешительно сказала она, — увидеть меня в таком состоянии. Я знаю, вы заняты.
— М-м, — не посмотрев на нее, он продолжил возиться с инструментами в железном лотке, который висел у нее над ногами.
— Я… я знаю, что уже поздно, но я не могла уйти раньше. Я не успела, пока клиника работала, — с тревогой в голосе добавила женщина.
В этот момент он остановился и посмотрел ей в глаза: