По ту сторону киля в такой же позе отдыхал и ее спутник.
«Мужик. Настоящий мужик, — думала Ирина, — только со своим закидоном. И в глазах — тоска…»
Рокотали набегающие волны. Хрипло вскрикнула чайка.
— Слушай, — раздался голос из-за киля, — Мая, конечно, тебе все рассказала…
— Ну? — на всякий случай отозвалась Ирина.
«Неужели? — подумала она. Сердце сжалось за подругу, и она снова увидела, как Георгий хищно накрыл кумжу руками и бородой. — Лучше бы не вспоминал о Мае».
— Слушай, это серьезно, — продолжал Георгий, — я озверел от одиночества. Но не в этом дело. Я наговорил ей бог знает что. А ведь мне нужна ты. Такая история… Я без тебя сдохну.
Ирина затаила дыхание.
— Давай без условностей. Ты сильная. Поймешь. Ты слушаешь?
— Да.
— Так вот. Отсюда на зиму все уезжают. Кроме погранохраны. Построим дом. Книги можно выписывать. Будешь скучать — куплю телевизор. Япония рядом. Штаты напротив…
— Напротив? А где же сейчас Владик?
— На западе. За твоей спиной.
— Значит, мы сейчас посередине? Между СССР и США?
— Именно. (Ирина почувствовала, как его рука протянулась через киль и легла на ее волосы.) Мы — неприсоединившиеся страны.
Она закрыла глаза. Перед ней встало грустное лицо Маи.
— Слушай, тебе не кажется, здесь по ночам на самой вершине вулкана горит свет?
— На вулкане?
— Мае кажется, что там свет. Как звезда.
— Я по ночам обычно в океане, на лове, — раздраженно ответил Георгий. — Да и хватит о ней говорить. Ей пора под ноги глядеть, а не звезды считать!
Он рывком поднялся и, обогнув баркас, встал перед Ириной:
— Мне нужна ты. Я без тебя сдохну.
— А как же теперь Мая? — Ирина нехотя поднялась с блаженно-теплого борта баркаса.
Георгий схватил ее за руки:
— Что? Мая? Какая Мая? У меня с ней ничего не было! Ты! Только ты! Навсегда!
— Ну хорошо. — Ирина попыталась отстранить его руки. — А как же мама?
— Какая мама?
— Твоя. Ты бросил общество. Шикарная фраза! С оттенком дезертирства. Ну ладно, личное дело. А мама? Ты догадываешься, отчего умерла мать?
Георгий отшатнулся:
— Что знаешь ты про мою мать?
— Знаю. На судне сказали. Теперь я понимаю… Вот она умерла от одиночества. Ты гордо уехал. А она одна в Ленинграде, больная. Соседи телеграмму давали. Я знаю… Убил мать. Мог убить Майку.
Ирина хотела еще сказать, что презирает себя за то, что пошла с ним, но промолчала, вспомнив, что предстоит еще трудный путь назад.
