Был сухой мартовский день с тем прихотливым ветром, который меняет направление каждый час и норовит дуть прямо в лицо, куда бы ты ни повернул. На обочинах вихрилась пыль, а аромат гиацинтов и нарциссов из цветочных магазинов смешивался с ее унылым песчаным запахом, который в Лондоне обычно указывает на скорое начало весны.
Переходя Оксфорд-стрит, я вдруг подумал, в какое странное и бессмысленное дело начал втягиваться. Но мне не оставалось ничего иного, кроме как продолжать плыть по течению и пристально наблюдать за всем, что происходит. Я шел на встречу с врачом, о котором не знал ровным счетом ничего, чтобы поговорить о недуге, которого у меня не было. Я даже не удосужился составить план предстоящего разговора, положившись на волю случая.
Вскоре я оказался перед одним из тех массивных и унылых с виду строений, на парадных дверях которых, как правило, висят таблички с именами целой дюжины врачей. Но в этом случае табличка оказалась всего одна: «Доктор М. Ньюховер». Горничная впустила меня в обычную приемную – те же академические гравюры, тот же мореный дуб, непременные старые газеты и журналы.
Не прошло и минуты, как прислуга вернулась и сопроводила меня в кабинет, который тоже оказался самым рядовым: застекленные книжные шкафы, рукомойник в углу, письменный стол с выдвижной крышкой, еще один стол с парой-тройкой медицинских журналов и какими-то кожаными футлярами – очевидно, с медицинскими инструментами. Да и сам доктор Ньюховер с первого взгляда показался мне ничем не примечательным. Моложавый мужчина с высокими скулами и открытым лбом, густые светлые волосы зачесаны назад. На носу у него сидело пенсне, и когда он снял его, стало видно, что глаза у доктора бледно-голубые и выпуклые. Судя по его облику, я бы предположил, что его отец звался не Ньюховер, а Нойхофер, и был немцем.
Однако приветствовал он меня тоном, который показался мне покровительственным и одновременно властным. Я подумал: может, передо мной – какое-нибудь светило в своей области, о котором я должен быть наслышан?
– Итак, мистер Ханней, чем могу быть полезен? – спросил он.
Я обратил внимание, что он назвал меня «мистер», хотя по телефону и горничной я отрекомендовался, как «сэр Ричард». Из этого явно следовало, что кто-то уже говорил с Ньюховером обо мне, и он неверно запомнил мое имя.
Еще по пути я решил, что опишу те тревожные симптомы, с которыми проснулся сегодня утром.
