Я вспомнил загадочное сияние – если и не со страхом, то с большим отвращением. Затем припомнил, что повторял какую-то чушь под чью-то диктовку, но что это было – пока от меня ускользало. И чем больше я об этом размышлял, тем сильнее злился.
За всеми этими событиями, несомненно, стоял Медина. Но как только я принимался думать о нем, сама эта мысль начинала казаться нелепой. Он поставил какой-то научный эксперимент, используя меня в качестве подопытного животного? Если да, то это чудовищная наглость и пренебрежение к моей личности. Хорошо, что эксперимент не удался – ведь я сумел сохранить здравый рассудок.
Едва я пришел к этому выводу, как тут же вспомнил нечто такое, что придало всему происшествию иной оттенок.
Ведь что, собственно, заставило меня искать знакомства с Мединой? То, что именно от него Том Гринслейд услышал те три образа, вписанные в стихотворение, служившее ключом к тайне, которую я собирался разгадать. До сих пор я воспринимал эту фигуру в качестве возможного союзника. А что, если на самом деле он является, наоборот, – врагом?
Однако подобный разворот на сто восемьдесят градусов показался мне чересчур крутым. Еще недавно я был готов поклясться, что Медина – человек глубоко порядочный, и только болезненное воображение способно предположить, будто этот джентльмен может принадлежать к жуткому миру, на который открыл мне глаза Магиллври… Да, но ведь и Сэнди Арбутноту он не понравился…
Тут я возблагодарил небо за то, что все-таки не решился рассказать Медине о нашем деле. Нет, я пока еще не сомневался в нем, но окончательно убедился, что действовать надо очень и очень осторожно.
А затем у меня возникла неожиданная идея. Меня попытались подвергнуть гипнотическому воздействию, но без особого успеха. Однако те, кто это сделал, скорее всего, должны были убедиться в обратном. И если это так, то рано или поздно они начнут действовать соответствующим образом. Главное, что от меня требуется – укрепить их в этом заблуждении.
В отношении себя я ничуть не сомневался: теперь, когда я предупрежден, никакие гипнотические штучки со мной не пройдут. Но я сделаю вид, что ни о чем не догадываюсь, и пусть они считают меня мягким воском в своих руках, пока я не пойму, в какую игру они играют. Кстати, кто эти «они», еще предстояло выяснить.
Мне не терпелось обсудить все это с Сэнди, но, обзвонив несколько мест, где он обычно бывал, я так его и не нашел.
Тогда я решил повидаться с доктором Ньюховером – ведь неспроста это имя так крепко засело в моей голове. Я позвонил ему, договорился о приеме и в четыре часа пополудни отправился на Уимпол-стрит.
