– Ты решил прекратить думать?
– Категорически. Я всего лишь эолова арфа, на которой может сыграть любой ветерок. Понимаешь, если я услышал об этих образах где-то на стороне, мне не найти к ним рационального ключа, поскольку они не были частью повседневной работы моего мозга. Единственная надежда, что мне подвернется что-то материальное. Соединившись с этими строками, оно воскресит в моей памяти обстоятельства, при которых я их впервые услышал. Понимаешь, к чему я клоню, Дик? Мысль здесь не помощник, поскольку наша проблема не имеет отношения к разуму, зато какое-нибудь физическое ощущение – запах, звук, зримый образ – может послужить толчком. Не знаю, галлюцинация это или нет, но меня все равно не покидает чувство, что все три образа, которые я, как мне казалось, придумал самостоятельно, каким-то фантастическим образом связаны с музыкой духовного гимна.
Док рано отправился спать, а я почти до полуночи писал письма. Когда я уже поднимался в спальню, меня вдруг охватило ощущение бессмысленности наших усилий. В ту минуту мне показалось полной бессмыслицей копаться в мелочных и никому не нужных подробностях, когда над заложниками нависла огромная и неумолимая, как готовая обрушиться скала, трагедия. Лишь напомнив себе, что мелочи сплошь и рядом имеют решающее значение, я заглушил упреки совести.
Глаза мои слипались от усталости, но я снова и снова заставлял себя думать о стихотворении. В конце концов эти шесть строк начали как бы расплываться в моей памяти. Уже раздеваясь, я попытался воспроизвести их, но запнулся на четвертой строке. Она прозвучала во мне, как «поля Эрина[12]», затем превратилась в «зеленые поля Эрина», и вдруг сделалась «зелеными полями Эдема».
И тут я заметил, что напеваю под нос.
То был старинный духовный гимн, который оркестр Армии спасения исполнял на улицах Кейптауна во времена моего детства. Я не слышал его и не вспоминал о нем уже лет тридцать, но хорошо помнил мелодию – простой мотив наподобие викторианской баллады, и слова припева:
На другом берегу Иордана,
В зеленых полях Эдема,
Где Древо жизни цветет,
Покой тебя ждет.
Я опрометью бросился в спальню Гринслейда. Док лежал в постели, уставившись в потолок, едва освещенный лампой на прикроватной тумбочке. Должно быть, я прервал его размышления, потому что встретил он меня не слишком приветливо.
– Я знаю эту мелодию! – выпалил я, а затем насвистел гимн и напел слова, которые пришли мне в голову.
– К черту! – огрызнулся док. – Никогда ничего подобного я не слышал!
