Три заложника | страница 23
Я решил, что лучше ничего не скрывать.
– Я догадываюсь, с чем вы пожаловали, сэр Артур, – начал я, – и мне бесконечно жаль, что вам пришлось проделать столь утомительный путь напрасно…
Затем я рассказал ему о встречах с Джулиусом Виктором и Магиллври, о том, что они мне сообщили, и о том, что я им ответил. Мне казалось, что ситуация предельно ясна, и, похоже, сэр Артур готов был со мной согласиться. Мэри слушала, так ни разу и не оторвав глаз от скатерти.
Пока я говорил, гость тоже избегал встречаться со мной взглядом, но потом повернул ко мне свое лицо, и я увидел, какая мука на нем написана. Ему было чуть больше шестидесяти, но выглядел он столетним старцем.
– Я не оспариваю ваше решение, сэр Ричард, – неторопливо проговорил он. – И знаю, что вы бы не отказались помочь, если б существовала хоть малейшая возможность. Но признаюсь – я бесконечно разочарован, потому что именно вы были моей последней надеждой. Видите ли… у меня ничего не осталось в этом мире, кроме Дэви. Если б он умер, наверно, я бы это смог перенести. Но не знать ничего о его судьбе, и постоянно представлять себе худшее из возможного – это уж слишком.
Никогда еще мне не доводилось испытывать такой горечи. Представьте, каково это: слышать дрожь в голосе, который привык властно отдавать команды, видеть слезы в этих ясных глазах, которые прежде непреклонно и горделиво взирали на этот мир. От этого просто хотелось завыть, как пес. Я бы без колебаний отдал тысячу фунтов за возможность удрать в библиотеку и захлопнуть за собой дверь.
Но Мэри повела себя странно. Словно задавшись целью окончательно привести в смятение все мои чувства, она попросила сэра Артура рассказать о его мальчике. Тот показал нам миниатюру, которую держал при себе. Дэвид оказался необыкновенно красивым ребенком с огромными серыми глазами и аристократической посадкой головы. Взгляд его был серьезен и доверчив – такой бывает только у детей, к которым ни разу в жизни не отнеслись несправедливо. Мэри отметила благородное выражение лица малыша.
– Да, Дэви благороден, – согласился его отец. – Пожалуй, самый благородный юный человек из всех, кого мне доводилось знать. Этот мальчик от природы деликатен и в то же время силен духом. Когда его что-то расстраивает, он только крепко сжимает губы, но никогда не уронит ни слезинки. Рядом с ним я сам порой чувствовал себя недостаточно сильным.
Затем он поведал нам о жизни Дэвида в закрытой школе, где тот ничем не выделялся, разве что проявил некоторые способности к крикету.