Я опять айкнула, а Суриков, по всему, остался мною доволен. Снова распрямился рядом и поднес телефон к своему уху. После чего я услышала «доволен?», «как, не она?», «кончай дурить», «черт с тобой, получи удовольствие». Слушая все это, ничего приятного внутри себя не ощущала. Только тревогу. Поэтому сидела вся напряженная и непрестанно хлопала ресницами от недоумения. Когда заметила, что Николай снова разворачивается в мою сторону и начинает сгибаться ко мне, занервничала еще больше и принялась елозить по сиденью, стараясь увеличить между нами расстояние.
– Куда, сучка? А, ну… Вот, гадина! Кусаться?! Получи! Мало? Да, я тебя…
После возни и борьбы я тяжело дышала, прижатая, плотнее не бывает, к коже сиденья его коленом, упирающимся мне в многострадальную спину, впрочем, голове моей тоже много досталось от этого гада. Ему же все было нипочем, говорил ровно, только зло цедя слова через зубы.
– Поздоровайся с дядей. Ну, же. Будь хорошей девочкой.
Телефонным аппаратом при этом больно ткнул мне в зубы, подозревала даже, что повредил при этом губу. Иначе откуда ощутила бы вкус крови?
– Пусти, гад! Ай! Ты мне позвоночник сломаешь!
– Узнал, свою бабу? Как видишь, пока еще терплю ее. Но надолго меня не хватит… Давай, действуй. Дальше все будет зависеть от тебя. Я сдержу… А вот ты, лучше не дури. С удовольствием сверну ей шею, если хоть… Ладно, не горячись. Давай, до завтра.
Как только закончил говорить, сразу убрал свою тушу с моего хребта. Но вставать я не спешила, боялась, что позвонки могло переклинить, при резком переходе от недавнего прессинга к неожиданной свободе. Или они могли бы невзначай осыпаться прямо здесь же, в салоне автомобиля, так ощутимо у меня там все ныло, болело и тянуло.
– Придурок! – прошипела себе под нос, когда все же осмелилась немного пошевелиться, а потом и приподняться на локтях.
– Что ты там бормочешь, пигалица? – повернул Суриков голову в мою сторону, усаживаясь за руль. – Нет, надо бы тебя поколотить, чтобы знала свое место и не смела рот раскрывать, когда тебя не просят.
Я же спешно принялась усаживать ноющее тело в угол, чтобы максимально его зафиксировать, предчувствуя тряску при скором съезде на ту самую ухабистую дорогу, что снова приведет нас к заброшенной деревне. А еще задумалась над тем, что же тогда было недавно, если не побои, о которых он яко бы меня еще только предупреждает. От подобных мыслей мне сделалось совсем нехорошо. Выходило, что бандюга еще и не думал наносить мне увечий… Мама, моя дорогая!
