Однажды — это было летом сорок третьего — Балинт Чухаи спросил у Имре и Миклоша, не хотят ли они бороться против нацистов. В то время, после того как их уволили с прядильно-ниточного комбината, они работали в глиняном карьере.
Все трое сидели на берегу озера и удили рыбу. По правде говоря, рыбалка их не особенно занимала, они пришли сюда, чтобы поговорить. Метрах в пятидесяти от них расположился сын лесника Шани Ауэрбах со своими приятелями — все также с удочками. Кто-то плескался в озере, кто-то загорал, старик Фюлеп Торняк в широкой лодке греб к противоположному берегу.
— Я неспроста затеял этот разговор, — продолжал Чухаи. — Пора переходить к решительным действиям. Немцев под Сталинградом разбили в пух и прах. Говорят, что у Дона полегло больше ста тысяч венгров.
Миклош попытался представить себе отца. Сейчас ему это удавалось как-то с трудом — не то что раньше.
— Я бы хотел сражаться против нацистов, — сказал он. — Но как? У нас нет оружия. И потом, я должен работать. Если я пойду воевать, что будет с мамой и бабушкой?
Имре же выразил готовность идти хоть на край света. Дескать, нет у него ни отца, ни матери и терять ему нечего. Это не понравилось Миклошу. Неужели Имре способен уйти куда-то без него?! Разве такое возможно? Чего же стоит тогда их дружба?
Чухаи окинул друзей взглядом и, понизив голос, начал обстоятельно посвящать их в свои планы, но говорил он настолько туманно, настолько запутанно, что они с трудом могли уловить, о чем идет речь.
Миклош взял Чухаи за руку.
— Дядя Балинт, почему вы не говорите с нами откровенно? — спросил он. — Мы ведь уже не дети. Нам по семнадцать лет. К тому же и мы коммунисты, если хотите знать.
— И вы коммунисты? А еще кто?
— Не считайте нас дураками, дядя Балинт, — вмешался Имре. — Мы же прекрасно знаем, что вы коммунист.
— Знаете?
— Знаем, — подтвердил Миклош. И пересказал то, что удалось ему услышать из ночных бесед Чухаи с его отцом летом прошлого года.
Балинт Чухаи кивнул, достал из кармана табакерку, протянул Имре.
— Ну, тогда ты наверняка слышал от отца, что год назад несколько сот коммунистов угодили за решетку.
— Нет, об этом он не говорил, — покачал головой Миклош. — Только о забастовке. Говорил, что он против. Так вы сказали, несколько сот коммунистов, дядя Балинт?
— Да. Вы должны знать об этом. И все же партия живет. Существует. И нам тоже надо действовать. Слишком уж обнаглели Бауэр и его компания. Он тут в воскресенье заявил на собрании, что в Венгрии больше нет коммунистической партии, что все коммунисты либо за решеткой, либо отбывают трудовую повинность где-нибудь на фронте, как Зала и его товарищи.
