— Я так не привыкла, — смущенно проговорила Глассголд.
— Ты что, девственница? — вздернув брови, спросила Чиюань. — Этот номер не пройдет, если нам придется основывать колонию на Третьей бете. Генетического материала — раз-два и обчелся.
— Я хочу выйти замуж как положено, — с трудом скрывая возмущение, сказала Глассголд, — и родить столько детей, сколько дарует мне Бог. И они будут знать, кто их отец. Ничего дурного не случится, если я не стану резвиться на скрипучих койках, пока мы летим. На борту полно девушек, кому такое в радость.
— Вроде меня, — спокойно резюмировала Чиюань. — Без сомнения, будет время, когда наладятся более стабильные связи. Но пока почему бы время от времени не предаваться удовольствиям?
— Прости, — извинилась Глассголд. — Мне не стоило осуждать никого. Это личное дело каждого. Ведь у нас с тобой была такая непохожая жизнь.
— Это верно. И я готова поспорить: моя жизнь была не менее счастливой, чем твоя. Наоборот.
— Что?! — Глассголд широко раскрыла рот от удивления. — Ты, наверное, шутишь.
Чиюань усмехнулась.
— О моем прошлом ты имеешь самые приблизительные сведения, Эмма, если на то пошло. Догадываюсь, о чем ты думаешь. Нищая, разрозненная страна, измученная непрерывными революциями и гражданскими войнами. Семья у меня была просвещенная, приверженная традициям, но бедная — такая бедность ведома только аристократам в самые худшие времена. Но как только появилась возможность, родители пожертвовали всем, чтобы оплатить мое обучение в Сорбонне. Когда я получила ученую степень, я много трудилась, чтобы вернуть долг и помочь родителям встать на ноги. — Чиюань прищурилась и посмотрела на экран, где Солнце мало-помалу становилось все более тусклой звездочкой, и продолжила: — Теперь о моем женихе. Мы с ним тоже были однокурсниками, вместе учились в Париже. А потом мне пришлось часто отлучаться по работе. В конце концов он отправился к моим родителям, в Пекин. Я должна была приехать туда как можно скорее, и мы должны были стать мужем и женой перед Богом и людьми, а не только фактически. В Пекине произошли уличные беспорядки. Мой жених погиб.
— О Боже! — вырвалось у Глассголд.
— Это всего лишь поверхностные факты, — прервала ее Чиюань. — Разве ты не видишь — я тоже была счастлива? У меня был теплый, родной дом, где меня любили, может быть, даже больше, чем тебя, потому что в конце концов мои родители поняли меня и не стали удерживать. Я много повидала и не из окна купе первого класса. У меня был мой Жак. Были и другие — и до него, и после — он бы не осудил меня за это. Мне не о чем жалеть, меня не мучает неизлечимая боль. Мне повезло, Эмма. Я счастлива. — У Глассголд не нашлось, что ответить. Чиюань взяла ее за руку и встала. — Ты должна освободиться от себя самой, — сказала планетолог. — Постепенно ты этому научишься. И может быть, я тебе хоть капельку сумею помочь. Пойдем-ка ко мне в каюту. Мы сошьем тебе платье, которого заслуживает твоя красота. Скоро праздник — День мира, и я хочу, чтобы ты отлично выглядела и от души повеселилась.
