— Почему бы нам просто не пойти в «Уолмер-касл»?[22] — предложила она.
Она зашла в туалет. Там, как и во всей квартире, все было таким же, как всегда. Стопка старых номеров «Досуга» и музыкальных журналов рядом с унитазом — она отчетливо их помнила с первых школьных лет, когда они казались ей таинственными свидетельствами недоступного ей мира взрослых. (Теперь в них не ощущалось и следа таинственности, и это ее как будто разочаровало.) В туалете было матовое окошко, за которым зеленел сад, невидимый с верхнего этажа, а еще там было высказывание Кеннеди в рамке, рядом с выключателем:
«Поскольку в конечном счете нас всех объединяет прежде всего то, что все мы живем на этой маленькой планете. Все мы дышим одним воздухом. Все мы заботимся о будущем наших детей. И все мы смертны».
Она прилетела в Лондон, чтобы поехать завтра с отцом на сканирование в больницу Святой Марии. Ей была невыносима мысль, что он будет один в такой день. Поэтому она приехала к нему. Но было еще кое-что. Ее «новость», о которой было бы странно не упомянуть, пока она здесь. Только когда? Она подумала, что, наверно, подождет, пока они съездят в больницу. Ей не хотелось, чтобы отец решил, что она приехала к нему по своим соображениям. А кроме того, она была не уверена, как он воспримет ее новость.
Она вымыла руки в крохотной раковине, где вода, как всегда, еле текла из крана, и вернулась в гостиную.
— «Уолмер-касл»? — предложила она снова.
Отец казался еще более погруженным в себя и взвинченным, чем обычно.
— Ну, окей, — сказал он.
Он надел старые серые кеды «конверс» и темно-синее пальто до колен, и они пошли в паб.
Только оказавшись в пабе и заказав тайскую лапшу, они впервые затронули тему его болезни — она спросила, как он себя чувствует.
— Окей, — сказал он, пожав плечами.
У них случилась легкая размолвка в связи с его болезнью. Когда ему поставили диагноз, в январе, он не сказал ей, что у него рак. Она услышала это от бабушки, живущей в Испании. Она тогда спросила отца, почему он сам не сказал ей об этом. Он оставил ее вопрос без ответа, и с тех пор они почти не общались. Но теперь, сидя в пабе в ожидании заказа, она снова задала ему этот вопрос.
— Мне было неловко, — сказал он. — Знаю, звучит глупо.
Поборов сомнение, она заказала немного вина. Отпила глоток.
— Мне было стыдно, — сказал он. — В этом что-то постыдное — в умирании, — он усмехнулся. — Словно дерьмом облили.
— Ты не умираешь.
— Все мы умираем, милая.
