— Примерно пять месяцев. И посмотри, что из этого вышло.
— Я знаю, что вышло. Я прошла терапию. Давай признаем, — сказала Мири. — Ты удивлена потому, что он не как мы.
— Нет, — тут же сказала Урсула, а потом спросила: — Что ты имеешь в виду?
— Ты знаешь что.
— То, что он мусульманин, — сказала Урсула, — никак с этим не связано.
— С чем не связано?
В этот момент официант спросил их, что они будут пить. Они попросили принести минералку и сказали, что определятся позже.
И они принялись определяться, называя друг другу разные напитки, бросая взгляды поверх меню, постепенно сужая вероятности, пока официант не подошел к ним снова, и они сделали заказ.
— Слушай, — сказала Урсула, снова переходя на немецкий — по-английски они говорили только с официантом. — Если это то, чего ты хочешь, я, конечно, рада. Конечно, рада.
— Но, — подзуживала Мири.
— Без всяких «но». Когда он попросил твоей руки?
Она спросила это таким будничным тоном, словно уже приняла это как данность, и отпила минералки в ожидании ответа.
— Это не он, — сказала Мири. — Это я предложила.
Урсула попыталась придать голосу невозмутимость.
— Окей, — сказала она.
— Он бы сам никогда не решился просить моей руки, — сказала Мири. — Он понимает, как бы это выглядело.
— И как бы это выглядело?
— Словно ему было что-то нужно. Словно это помогло бы ему закрепиться в Европе. Я не знаю.
— Что ж, возможно, — сказала Урсула с нажимом.
— Да, возможно. И что? Разве это плохо?
— Так дело в этом? — спросила Урсула.
— Нет, — сказала Мири. — Дело не в этом.
После ланча они забросили чемодан Урсулы в квартиру Мири на тихой, грязной улице на другой стороне авеню. Здания на улице напоминали средневековые крепости. Женщины остановились у большой деревянной двери, в которой имелась дверь поменьше. По фасаду красовался ряд гипсовых физиономий, вымазанных сажей, смеющихся и плачущих, по одной под каждым из окон первого этажа. Сам фасад когда-то мог быть бирюзового цвета. Теперь же он был грязно-серым. Мири набрала номер на домофоне, они вошли в маленькую дверь и оказались в высоком дворе с квадратом неба в вышине.
— Ты теперь здесь живешь, да? — спросила Урсула, осматривая окружающее пространство — шахту с тихими дверями и окнами над ними и одного-двух голубей.
— Мы здесь живем, — сказала Мири.
— Он тоже здесь живет?
— Да.
— Оу, — сказала Урсула.
Последнее место, где жил Мусса, насколько она слышала, было сомнительной полулегальной квартирой, которую он делил с другими сирийцами.
