— Ему все равно придется посылать деньги на детей, — сказала она, думая, что это прежде всего заботит сестру. — А если не будет, я буду.
Но даже после этого Налини не подняла на нее взгляд.
А затем они услышали голос ее сына — он играл в песке перед домом — и стал кричать:
— Ашан![16] Ашан!
Они услышали мужской голос, сказавший ему что-то неразборчивое.
Анита — ее пульс подскочил — подумала, а знает ли он вообще о том, что она приехала?
Он возник силуэтом в дверном проеме. Мальчик возбужденно скакал позади него.
— Аммайи[17] Анита приехала! Аммайи Анита приехала! — кричал он, как будто его отец должен был обрадоваться этому не меньше его.
На это было непохоже.
— А ты чего тут делаешь? — спросил он.
И отпихнул дочь, чтобы войти в дом. Анита встала. Ее стул отчетливо скрипнул по полу.
— Как ты посмел ударить мою сестру? — сказала она.
Вошедший тупо пялился на нее и молчал, и она повторила:
— Как ты посмел?
Она подумала, что еще никто не смотрел на нее с большей ненавистью.
Она стала дрожать.
Она почувствовала, что он мог ударить ее. Он внушал угрозу. Это было видно по его потному лицу с густыми усами, и Аните стало страшно.
— Она уйдет от тебя, — сказала она.
И тут же она услышала голос Налини, резко возразивший ей:
— Не уйду.
Вошедший не взглянул на жену, а продолжал пялиться на Аниту. Он постоял так еще несколько секунд — достаточно долго, чтобы Налини успела повторить: «Не уйду». А потом повернулся и вышел из дома, остановившись на секунду, чтобы смачно плюнуть в грязь у крыльца, и пошел дальше, а за ним сын, спрашивая, что случилось.
САМОЛЕТ ПРИЗЕМЛИЛСЯ в Дохе на рассвете. Недолгое время, пока он кружил по аэродрому, небо сохраняло нежно-розовый оттенок, и мир выглядел таким умиротворенным из окошка самолета. Шамгару был знаком этот час. Единственный час за весь день, когда было приятно находиться под открытым небом, а все свои дни он проводил вне дома, склонившись над каким-нибудь растением, и его руки всегда были в земле. Он провел пять дней в Кочине и успел заскучать по своему саду. Своему не в том, конечно, смысле, что он им владел. А в том, что сад был поручен его заботам и он знал и понимал его как никто другой, и, пожалуй, как никто другой любил. Иногда миссис Урсула говорила ему сделать что-то определенное — посадить или удалить то или иное растение, но в основном она полагалась на его чутье.
Шамгар был благодарен ей за такую приятную работу, хотя часть времени приходилось уделять и другим обязанностям: мыть машины и садовую мебель, чистить бассейн с прилегающим пространством, убирать каждое утро листву, мертвых насекомых и прочие посторонние вещи с воды с помощью мелкой сети на длинном шесте. Он работал с шести утра до шести вечера — с рассвета до заката — с двумя часами на отдых в разгар дня, с апреля по сентябрь. Кроме того, каждое воскресное утро ему полагались два часа для посещения сиро-малабарской церкви Св. Фомы, а раз в два года ему давали месячный отпуск, чтобы он мог навестить семью в Индии.
