Как я уже говорил, Перекраска нивелировала ценность
профессии инженер. Технари сплошь и рядом теряли работу. Финансирование
установок ПОЛЫНЬ тоже было урезано до минимума. Персоналу, избалованному
относительно сытными временами, давно не выдавали продуктовых пайков. Воздушные
надбавки полностью отменили. Правда, в просторных цехах по-прежнему дышалось
легко и свободно, чего нельзя было сказать об остальных помещениях Красноблока,
где, с отменой централизованного воздухоснабжения, участились случаи смерти от
удушья. Это в Красноблоке, представьте себе! Ведь мы столько лет гордились тем,
что избавились от нищих. Спасибо высоким потолкам, благодаря ним персонал
установок ПОЛЫНЬ, на первых порах, не испытывал дефицита воздуха. И не страдал
от недоедания, правду сказать, нас здорово выручали грибы, произраставшие на
пустырях у цехов в неимоверных количествах.
— Сегодня они есть, но кто поручится за завтрашний
день? — сказал Михаил Электронович, в расстройстве чувств ожесточенно протирая
очки, когда мы с Отцом пришли, чтобы проводить их с Ритой к лифту. — И потом, я
все же, высококлассный инженер, а не грибник. Мне еще нескоро на пенсию, и я не
желаю питаться одними грибами… — Он словно оправдывался перед нами за свое
дезертирство. Как будто мы считали его таковым. Разве ж он был виноват в том,
что Перекраска обернулась именно так, а не иначе, как все мы мечтали. Наверное,
дядя Миша корил себя за то, что бросает нас на произвол судьбы. Как будто нам
было бы легче пропадать всем вместе.
— Ты прав, старик, -кивнул Отец. Вид у него был совсем
растерянным. — Тут ловить нечего, согласен с тобой…
Отцу действительно, было нечего возразить. Даже если бы он
захотел. Одними грибами сыт не будешь. Все шло к тому, что они оба скоро
останутся без работы и, соответственно, жилья. Ведь ПОЛЫНИ, как это принято
говорить, были — системообразующим предприятием. В последнее время начальство
все чаще заводило разговоры о том, что установки безнадежно устарели, чересчур
затратные и висят на плечах нашей молодой, еще толком неоперившейся демократии
неподъемным грузом, как гиря на ногах. Что ПОЛЫНИ — тяжелое наследие Домостроя,
а их дальнейшая эксплуатация — нецелесообразна с экономической стороны. Что
энергию куда выгоднее покупать в Подвале у чайников, где, кстати, наши ПОЛЫНИ с
удовольствием возьмут по частям, как лом. По демпинговой цене, зато с
заманчивым откатом, как предполагал Отец. Я слушал его вполуха, раздавленный
горем, обрушившимся на меня. Михаил Электронович поддакнул Отцу, сказав, что
ничего хорошего здесь больше точно не будет, Перекраска это ясно дала понять. И
еще, что он не желает деградировать, и едет туда, где востребованы его
квалифицированные мозги. И, разумеется, где ему не будет страшно за Риту. Она,
тем временем, поплыла у меня в глазах. Увидела мое состояние и тоже
расплакалась, хоть до того храбрилась, пытаясь шутить и смеяться. То был ее
давний рецепт. А тут уткнулась мне в плечо и разревелась, как маленькая. Ее
слезы промочили мне рубашку, которую я больше никогда не стирал. Снял тем же
вечером и спрятал в шкаф. Чтобы сохранить их, единственное, что у меня
осталось.
