— Как же он Смету без рук нарисовал?!
— воскликнул я, окончательно запутавшись.
— Он ее не рисовал. Промыслил. Поэтому, вполне может
статься, у Кхерама не было при себе чертежей, зазря его те трое зашибли.
Архитектор вдохнул в Прораба невыразимо прекрасную Идею. Понял теперь?
— Не совсем, — сознался я.
— Вспомни, как в школе ты выращивал саженец из фасоли.
Воткнул в почву и поставил горшок под лампу. Лучи света сделали все остальное,
и она ожила, став стручком. Усек?
— Кругом-бегом, — неуверенно пробормотал я.
— Так вышло и с Кхерамом. Животворный свет Архитектора
упал на него и сделал Прорабом. Но, согласись, когда вызрело твое зернышко,
любой мог запросто сломать черенок. Или заслонить от света картонкой… —
Отставив пустую чашку, Отец поднялся. — Ладно, пошли спать, Генка. Поздно уже…
— Идем, — согласился я, отодвигая табурет. — Но у меня
последний вопрос.
— Валяй.
— Если замысел Архитектора был безукоризненным, а его
творения получились идеальными, откуда тогда мокрушники взялись? Вряд ли
Архитектор стал бы создавать убийц. Тем более, силой мысли…
Отец растерянно уставился на меня, и я понял, что нескоро
дождусь ответа. Так и вышло. Он просто переадресовал мой вопрос. — Тебе стоит
расспросить об этом Михаила Электроновича…
— Дядю Мишу?! Ему-то откуда знать?!
Отец, молча пожав плечами, поковылял из кухни. Мне
показалось, что-то расстроило его. Вряд ли, подумалось мне, мой интерес в
отношении промысла Архитектора, или драматическая участь Кхерама, как-никак,
это была всего лишь легенда. Может, его посетила какая-то неприятная мысль, совсем
не связанная с нашим разговором? Перекраска уничтожила большинство
красноблочных мастерских, где ковали оружие победы. Установки ПОЛЫНЬ пока
работали, но не на полную мощность, как я уже сказал. Персонал лихорадило,
ходили упорные слухи о грядущих сокращениях. Технари стали не востребованы,
мести коридоры — самое лучшее, что им светило. Где уж тут радоваться…
— Пойдем, сынок, утро вечера мудренее, — позвал уже из
дверей Отец. Кивнув, я тоже вышел из кухни, не позабыв вырубить свет.
***
Дядя Миша с Отцом были закадычными
приятелями, к тому же коллегами. Много лет проработали бок о бок на установках
ПОЛЫНЬ. До Перекраски эти громоздкие агрегаты считались секретными оборонными
объектами, проект курировала Клика агрессивных военруков, соперничавшая по влиянию
с самим КЖС. Соответственно, Отец не распространялся, чем занят на службе.
Прививкой от досужих разговорчиков служила суровая подписка о неразглашении, ее
нарушение каралось отправкой в Заколоченную лоджию, откуда возвращались не
всегда и не все. Поэтому, даже сам термин ПОЛЫНЬ употребляли неохотно, с
опаской и шепотом. Практически все, кроме Риты. Дочь Михаила Электроновича или
дяди Миши, как я привык его звать, не смущали ни чересчур бдительные
соглядатаи, ни не в меру свирепые военруки. Она вообще была девчонка не из
пугливых. К тому же, пока мы были детьми, взрослые смотрели на наши шалости
сквозь пальцы, и мы без особых проблем превратили громадные цеха режимного
предприятия в грандиозную игровую площадку.
