«20 октября 1942 года.
Соловки после того, как выпал снег, стали совсем другими. А звериных следов сколько! Каждый шаг виден.
Теперь сачкам будет неловко. Их, правда, уже немного. Повывели. Замполит Калинин сказал, что в этом есть заслуга и комсомольской организации. Значит, ругаемся с ними не зря. Да и песочим в стенгазете тоже.
…Опять была тревога. Говорят, немцы сбросили несколько парашютистов. Ушли их ловить. Интересно, какие они? Я ведь даже живого немца до сих пор не видел. Слышал, рослые — не то, что мы. Наверное, как пришедший к нам из боцманов. Неприятный тип. Целыми днями молчит. А сила у него есть — ворочает бревна хоть бы что…»
«21 октября 1942 года.
Действительно, тип неприятный. Я его в своем дневнике за силу похвалил, а он во время тревоги куда-то смылся. Надо же, какая бессовестность! Да еще не говорит, где был, хотя прорабатывали его всей комсомольской группой».
Тут, наверное, надо сделать пояснение. «Неприятный тип» — это Верзила. Он все-таки своего добился — из роты боцманов в роту радистов его перевели. Обещал командованию в учебе нас догнать. Но пока это у него не получается. Правда, это только с моей точки зрения. Я ведь еще на Волге у Гурьева, Чернышева и Решетняка кое-чему научился. А здесь изучаем пока самые азы.
Занятия радистов идут в том самом классе, где мы с Геной помогали «Милеше Пестахову» в монтаже радиотелеграфных ключей и наушников. Сейчас на стенах висят еще и длинные листы с написанными Сережкой знаками азбуки Морзе.
— От точек и тире даже в глазах рябит, — говорит Вадик Василевский. — Неужели мы их когда-то выучим, да еще передавать и принимать научимся?
Он у нас лирик, пытается писать стихи о любви. Это ему принадлежат строки, впоследствии ставшие известными чуть ли не всем юнгам: «Мы первую любовь узнаем позже, чем первое ранение в бою…»
Пророческими оказались слова Вадика. Так со многими из нас и случилось. А многим, как косинцу Володе Дьякову, пермяку Жене Григорьеву, кунгуряку Саше Жуманову, калининцам (бывшим юго-осокинцам) Мише Мельникову, Володе Льву, добрянцу Валере Перинго, что такое любовь, познать было вообще не суждено. Они полной чашей испили только тяготы войны. На ней и сложили свои головы.
А пока Вадик, как и другие юнги-радисты, внимательно слушает своих наставников. Их у нас двое — Пестов и Астахов.
— И… раз! — командует первый.
Мы коротко нажимаем на головки ключей. Это — точка.
— И… раз, два!
Нажим в два раза длиннее — тире.
