Картины доисторической жизни человека | страница 13

^{>Кремневые острия каменного века.}

Кроме нескольких звериных шкур, костей и других остатков пищи, не было ничего в жалком обиталище дикаря, который, видно, еще недавно пришел в эту страну, не успев даже обзавестись хозяйством.

Залезши в свою берлогу, семья лесного человека была уже под защитой крова; ей не страшны были ни ливень, ни гроза, ни буря, напрасно надрывавшиеся в необозримом лесном, частью выжженном просторе. И он, и она, и оно были у себя на дому, вокруг своего очага. Пусть теперь еще свирепее льются потоки дождя, стонет буря и грохочут громы, — человек только крепче закутается в теплую шкуру, глубже зароется в мох и листву и своей животной теплотой согреет и себя, и свое беспомощное дитя…

Рано утром, еще при первых лучах восходящего солнца, проснулась человеческая семья; младенец первым закопошился в шкуре, ловя грудь матери; за ним проснулась и она и ее муж. Утренняя свежесть еще давала себя знать, несмотря на то, что лес уже пел сотнями голосов невидимых птиц и, закутавшись в синеватую дымку утреннего тумана, уже золотился по верхам разноцветной каемкой.

^{>Топорища и молоты каменного века.}

Глава семьи, вылезши из своего насиженного местечка, из-под целого вороха шкур и мха, вынул из-под себя два кусочка сухого дерева, заблаговременно приготовленных, и с быстротой, невозможной для пальцев наших культурных рук, начал их тереть один о другой, между тем как жена его складывала небольшую кучку сухого мха на очаге из камней. Не прошло и нескольких минут, как трущееся дерево задымилось, а затем вспыхнул огонек, который воспламенил и мох, и сухие листья на очажке, обложенном сверху сучьями и камышом. Он согрел семью лесного человека, и даже ребенок, высунувшись из своей шкуры, протянул голые ручонки к весело играющему пламени и начал выражать свое удовольствие в то время, как отец его приготовлял завтрак. Целое бедро дикого оленя было предназначено для этого и подверглось предварительно тщательной обработке; положив его на большой плоский камень, служивший вместо стола, лесной человек кусочками кварца и кремня, представлявшими с одной стороны заостренный округлый край, начал скрести остатки кожи, снятой заранее, а также излишние слои жира. Сделав это, он взял тяжелый каменный топор, весьма тщательно сработанный и доставшийся ему по наследству от деда и отца, и этим разделил бедро на несколько меньших кусков. Приготовленное таким образом мясо он прополоскал несколько раз в реке, что текла в десяти саженях от жилья, и воротился как раз в то время, когда на очаге уже пылал большой огонь, не только согревший жилье, но и успевший даже накалить камни, составлявшие очаг. С помощью двух длинных, обугленных на конце палок, хозяин подвинул еще два-три камня к огню и положил на них куски мяса, по временам поливая его водой из грубой посудины, сработанной из куска дерева. Через несколько минут приготовление пищи было окончено, — и семья, наконец, жадно принялась есть.