Добровольцы вышли вперед, «упряжка» двинулась, за ней по испытанному месту — остальные. Спешили, время было дорого. Развиднелось, и в небе затрещал немецкий «кукурузник». Шли поначалу медленно, осторожно, потом и ходу прибавили. Шли и шли… Вдруг опять исчез ведущий. Словно земля разверзлась. Не удержали ни лыжные палки, ни парашютные стропы: человек выпал из них, его поглотила бездна…
Михеев прервал рассказ, подумал, что ни в одном десанте или в пехотном бою ничего подобного он не испытывал. И он и товарищи его не могли и шага ступить. Молчание было жутким. И только Зевс, капитан Гаврилов, негромко сказал: «Да уж невесело… А куда денешься, идти надо. Надо». И как-то потихоньку пошли, побрели… Мелколесье прошли, а там и холм завиделся. Травянистый, бесснежный. Мы и лыжи оставили.
На высоту взобрались и упали, обессиленные. И знаете, такой голод испытали. Не просто есть, а именно жрать захотелось. От пережитого страха, что ли… Очистили свои «сидоры», карманы, выгребли последние крошки хлеба, рассыпавшиеся остатки брикетов и жевали… А потом улеглись вповалку, иные даже захрапели… Всю бдительность побоку. А Зевс, наш капитан Гаврилов, бодрствовал. Помню, проснулся, а он так неспешно прохаживается. «Подъем, — приказал, — подъем, лежебоки. Слушайте, ну-ка… — и показал на восток. — Там фронт». А дальше было так. Зевс послал двух наших бойцов, те спустя пару часов вернулись с красноармейцами и помогли выйти нам, доходягам. Так вот и выбрались. А двоих поглотила бездна…
Михеев не досказал госпитальным друзьям этой истории. Истории без начала и без конца. Ни о подрыве моста через Шелонь, ни о том недоверии, которое испытали к вышедшим со вражеской территории десантникам наши красноармейцы — ни слова. Так он привык: одно слово произнес, два в уме. И доктор Бережанский, и Катя все это понимали и ни о чем больше не спрашивали, не переспрашивали. С некоторых пор они знали, что их пациент далеко не все может рассказывать: табу! И лишних вопросов не задавали. А Михеев, вспомнив про Зевса, взрыв моста и бездну, наконец-то связал обрывки своей памяти. Да, именно за событиями на Шелони и произошла история с «кукушкой» и финским ножом. А также с его чудесным спасением. Можно сказать, с возвращением из мертвых. Но уж это ни старому доктору, ни Кате объяснять не следовало.
А дело было так. Вышедших из немецкого тыла диверсантов наши встретили настороженно. Откуда явились, да еще в подозрительной одежде и обуви, какие-то особые куртки, ботинки… Да и оружие особое — какие-то маленькие браунинги, кроме пистолетов ТТ… Оружие тотчас отобрали. Капитан Гаврилов потребовал встречи с уполномоченным «Смерша» и сказал тому коротко и убедительно: «Свяжитесь с Москвой». И дал пароль для связи.
