Диверсант | страница 40
Оглядел нас: не заробели? И продолжил:
— Дело трудное, рискованное. Одной автоматной очередью всех четырех фрицы могут снять. Ползти аккуратно, не спешить. И упаси Бог направление потерять, дело-то будет в самый темный ночной час… Ясно? Ну с Богом…
Восстанавливая в памяти ту ночь, Григорий снова удивился вернувшимся к нему подробностям той рисковой вылазки. Вспомнилось, что вся взрывчатка весила двести килограммов, и их заход был не единственным. И что была взрывчатка особой: не толом, привычным для диверсантов, а так называемым сплавом «Л», который был гораздо мощнее тола.
Григорий, вспоминая, отчетливо представил, как в пургу метр за метром продвигался с грузом к мосту… Припомнилось и другое задание, поступившее вскоре за первым. Зевс назвал его минным мешком. То была хорошо рассчитанная, поистине хитроумная операция — установка мин на возможных путях вражеских караульных. Грянет взрыв, немцы кинутся нас преследовать и наткнутся на мины.
Опытным и заботливым был старший нашей группы. Поистине бог диверсий. Зевс. Обидно, что не удавалось вспомнить его фамилию, имя, отчество.
Была у нашего Зевса и хорошая помощница: непрестанная и непроглядная пурга. Падал снег, скрывал наших бойцов, а когда немцы открывали огонь, то вели его, как говорится, в белый свет как в копейку. Ни один диверсант не был ранен. А мост взлетел на воздух. Главное задание было выполнено, а вот отход, путь к своим, оказался тяжелым и страшным.
Глава шестнадцатая
БЕЗДНА
Выздоравливающий ранбольной Михеев вспоминал завершение шелонской операции тяжело и мучительно, как ощущение фантомной боли. И захотелось ему поделиться с людьми, конечно же, с медсестрой Катей и старым доктором. Да и время для этого выпало подходящее — кончалось дневное дежурство, и его друзей можно было застать в клетушке Соломона Марковича, громко именуемой кабинетом. Когда надумал пойти к ним, то в голову пришло памятное словечко старого врача, сказанное со значением: ГОДИТСЯ. То был совет Михееву разделять его воспоминания на две категории: одни закрытые, только для себя, секретные, а другие общедоступные, такие, которые могли произойти с любым пехотинцем или армейским разведчиком, действующим на переднем крае или в ближнем вражеском тылу. Последние можно передавать кому угодно. Доктор догадывался, что его сложный пациент далеко не все может рассказать, он многое должен секретить…
…После взрыва железнодорожного моста на Шелони операция развивалась поначалу удачно, и Григорию захотелось поведать то, что бередило душу, но, как ему представлялось, секретов не содержало.