«Все-таки, — вспоминая, подумал Григорий, — были мы горделивы и непокорны. Да и не просто было десантникам, воевавшим в тылу врага, становиться пехотой. А все-таки пришлось». Раздали шанцевый инструмент: лопаты, кирки, ломы. Стали создавать линию обороны. Трудились день и ночь, но ворчали: «Зачем рыть эти чертовы траншеи, кругом столько ямин, промоин, садись в них, укрывайся, держи оборону». Но нарастающая тревога заставила усердно копать и копать: вдалеке горел Сталинград.
Вскоре показалась немецкая моторизованная разведка — четыре бронетранспортера. Шли нагло по степи и развернулись веером. Борты свои подставили… В первой полевой схватке Григорий страха не испытывал. Скорее по глупости. Да и траншея помогла. Действовал спокойно, как на учебных стрельбах. Поднял свою самозарядную винтовку с оптическим прицелом, тщательно прицелился. Расстояние определил безошибочно. «Зажигай! Зажигай их!» — торопили товарищи. Он выстрелил. Точно в бензобак попал. Машина запылала. Вслед за ним десантники подбили и остальные бронетранспортеры.
«Неожиданный успех был опасен — в зобу дыханье сперло, — подумал Михеев, вспоминая тот бой. — Мы возгордились». И пошли неудачи и гибели… В траншеях стали исчезать наши солдаты, среди них и товарищи Григория. Немцы группами и поодиночке вклинивались в нашу оборону, и тогда начальники решили прочесать местность. Парные патрули стали осматривать каждый холмик, траншею, ход сообщения, промоину…
Григорию довелось идти в паре с товарищем по взводу, таким же рослым, как и он сам, — Александром, Саней, как его все звали, спокойным, даже флегматичным. Они разделились: Григорий шел по дну глубокого оврага, Саня по его берегу, поверху, подстраховывая напарника. Так они и шагали, время от времени переговариваясь негромко: «Как у тебя? Фрицев не видно?» — «Нет, не видать». — «У меня тоже. Пошли дальше».
Михеев неспешно шагал по дну оврага. Прислушивался. Было тихо. Неслышно бежал ручеек. Прошло с полчаса, и вдруг позади Григория послышалось шуршание. Он обернулся. Увидел: метрах в трех из широкой щели струился песок. А за ним спускался немец, скатывался на заднице. Здоровенный фриц ручищей охватывал автомат. Палец на спусковом крючке. Убьет. Сейчас убьет. И с этой, резанувшей его мыслью Григорий яростно нажал на спуск своего ППШ. Палец так и заколодило. Автомат бил и бил непрерывной очередью. Дымил перекалившийся ствол. На френче немца вспучивались пробоины. Автомат затих, когда опустел рожок. Наступила тишина. Китель немца был окровавлен. Голова уткнулась в колени.
