Катюша и старый врач радовались моим успехам в рисовании и в возвращении речи, эти науки шли вместе, помогая друг другу.
От сомнительно прямых линий, неровных, шатких треугольников и квадратов я переходил к более сложным изображениям. Наивысшим достижением стал усердно начертанный мною домик, вернее, сельская изба. Особенно тщательно я изображал трубу с длинным-длинным вьющимся по ветру дымом.
Кто знает, до каких художественных высот я бы смог подняться, если бы наши со старым художником уроки внезапно не прервались. Мы с моим учителем пытались изобразить контуры церкви со звонницей, картину знакомую мне с детства, когда в закуток палаты, где стояла моя кровать, вошел человек в небрежно накинутом поверх гимнастерки белом халате с бугрящейся кобурой с пистолетом. Приблизившись, он стал пристально меня рассматривать, скорее, обшаривать глазами. Взгляд его, дотошный и острый, почему-то смутил. Человек этот наблюдал за мной, а потом обратился к вошедшему старому доктору и кивком головы позвал его за собой. Они вышли, а я почувствовал почему-то, что это появление неспроста. Тот пристальный человек приходил по мою душу. Стало как-то беспокойно, и охота к рисованию сама отпала. А вскоре развернулись такие дела, что мне стало не до художеств.
Глава восьмая
ПУСТЯЧНАЯ ИНФОРМАЦИЯ
— Ах, Евгений Харитонович, Евгений Харитонович, вы опять наладились в свой девишник? — спросил уполномоченного отдела «Смерш» его пожилой коллега. — Опять в госпиталь к красавицам, небось какая-нибудь приглянулась? Что ж, ваше дело молодое, холостяцкое. И я бы туда помчался, коли бы десяток-другой годков скостить.
— Если бы так, к девицам, а тут служба. Расследование… Девчонка, дуреха, кокетка, ни за что ни про что погубила фронтовика. Героя. Вот и копаюсь. Не нарочно ли она ему зеркальце подсунула, а он, изуродованный, поглядел на себя… да и повесился. Вот и копаюсь. Ничего, кроме преступной халатности, не сошьешь. Да вот еще… мелочь. Один тяжелораненый, весь загипсованный, чуть ли не три месяца молчал, а тут вдруг заговорил… Скорее, забормотал. Цифры какие-то, одни и те же, повторяет, наверное, предполагая, номер полевой почты. Об этом я все же начальнику донесение написал. Так уж, для порядка. Информация-то пустячная… Ну, всего доброго… А сейчас схожу в автобат, давно не наведывался. Желаю доброго, легкого дежурства.
Однако поработать в автомобильном батальоне Румянову не пришлось. Дежурный по отделу, с которым ненадолго распростился, вызвал его по телефону:
