Иван-Царевич — Иван-Дурак, или Повесть о молодильных яблоках | страница 35
— Проверяешь? Я живой! — крикнул Иван.
— Еще живой! — эхом отозвалось из рощи. Конь всхрапнул, пристукнул копытом.
— Что, Сивко, чужого чувствуешь? — спросил Иван. Ободряюще погладил коня, — Кологривый ты мой. Ничего не бойся, это ворон балует. Хоть и триста лет живет, а все равно — птица глупая.
Переезжая от рощицы к рощице, Иван и не заметил, как начало вечереть, да и Сивко, хоть и богатырский конь, стал чаще спотыкаться. Царевич, спрыгнул на землю, повел коня в поводу.
— Скоро отдохнешь, смотри, какая трава — высокая, сочная, только место для ночлега отыщем.
Впереди виднелась высокая и мрачная полоса смешанного леса.
— В лес не пойдем. Остановимся в березовой роще, огонек разведем, правда, Сивко? — Конь теплыми губами ткнул царевича в плечо, что-то фыркнул. — Вот и отлично, лес завтра пересечем.
Рубиновая маленькая капелька огонька дрожала среди деревьев, словно чего-то боялась. Иногда с лиловых протуберанцев срывались к небу искорки, с заветной мечтой превратиться в звезды, и мирно затухали среди высоких холодных березовых крон.
Рядом слышалось жизнерадостное журчание маленького родничка, бьющего из-под заросшего мхом валуна и убегающего в глубь рощи. В той стороне, откуда доносилось его журчание, вспыхивали бриллиантовыми и изумрудными россыпями огни светлячков, звенели цикады.
Иван сидел, упираясь спиной в старый березовый ствол, смотрел на огонь, шевелил его, пробуждая к жизни, палочкой, подкидывал лиловому другу-зверю дровяной корм. Настороженно прислушивался к ночным звукам. Пламя после очередной порции сухих веток выхватило серый бок Сивко. Конь смачно хрумкал травой, о чем-то вздыхал. Порой к постоянному ночному фону примешивался хруст валежника, непонятное щелканье, посвист, странные шорохи вблизи ручья — то ли смех, то ли плеск воды. В такие мгновения конь вскидывал голову, вглядывался во тьму, но не пугался, значит — не до ужасов.
«Летом серым корма достаточно», — подумал о волках Иван, вытащил из ножен меч, положил под руку. Неприятный осадок на душе оставил, объявившиеся в полночь тучи, заволокшие небо, проглотившие луну и звезды. Только дождя нам не хватало. В лесном мраке алым сердцем жило и билось пламя костра. Язычки пламени выхватывали из ночи небольшие фрагменты: голые пятки, ноги отдыхали от сафьяновых сапог; красное от пламени лицо Ивана с широко раскрытыми, чуткими глазами; часть толстого ствола; серый бок Сивко; торчащую из ниоткуда длинную березовую ветку.