— Не унывай, герой, — Власов дружелюбно толкнул меня в бок.
Я поморщился.
— Наши методы в этом мире не новы, — он отхлебнул из кружки алого, похожего на кровь, вина. — Хорошая выпивка и бараньи мослы. Попробуй что-нибудь.
— Спасибо, не хочется что-то.
— Напрасно, — он отрезал от окорока кусок мяса и с набитым ртом поинтересовался: — Нравится, ребятки-солдатки?
— Так точно, — ответили, пережевывающие пищу ребятки.
— Вот и губернатор Ожерон пожаловал, — объявил Власов.
В таверну вошел невысокий толстяк в голубом камзоле, украшенном на груди пышными пенными кружевами. Он держал в руках голубую шляпу с алым плюмажем, украшенным бриллиантовой фибулой. Красное лицо апоплепсика и беспробудного пьяницы улыбалось в обрамлении буклей каштанового парика. Концы тараканьих усиков напомажены и подкручены вверх.
Губернатор подошел к нашему столу. Протянул Власову руку:
— Благодарю вас за службу французской короне, капитан Блад. Вы избавили остров от нахального и самоуверенного пирата. Король Людовик Четырнадцатый в моем лице берет вас под свою защиту и опеку.
— Спасибо, — Власов крепко пожал пухлую ладонь Ожерона. Губернатор тихонько охнул.
— Приятно с вами сотрудничать.
Ожерон дотронулся до усиков и снисходительно улыбнулся.
— Взаимно. Хочу вас и ваших друзей пригласить в гости к себе домой. Там обсудим наши дела. Знаете, я подумал, что…
— Да, — недовольно перебил Власов, поднимаясь из-за стола. — Я готов набрать людей, а вы снарядите корабли для похода в Панаму или Картахену. Это вы хотели предложить?
— Капитан, от вас ничего нельзя скрыть, — лицо Ожерона сморщилось в улыбке, как печеное яблоко.
— Подъем, — отдал приказ Власов. Солдаты синхронно поднялись, я вслед за ними.
На улице нас ожидал почетный эскорт из десяти солдат французского гарнизона, вооруженных мушкетами и шпагами. Начищенные кирасы ярко блестели на солнце.
Власов и Ожерон пошли впереди, ведя неторопливый диалог. Я устало тащился позади всех.
«Алчность, — думал я, — чувство понятное и одинаковое для всех времен и народов. Дядя-дядя, где ты?» Кожа под браслетом невыносимо зудела, вероятно, от жары и пота; если бы мог, с радостью снял бы подарок…
Поздним вечером мы вернулись на борт катера. Солдаты сытно и пьяно отрыгивали, ковыряли спичками в зубах. Кто-то гнусаво напевал:
— Четыре храбреца на сундук мертвеца. Ий-хо-хо и бутылка рому!
На плече Власова сидел большой изумрудный попугай — подарок губернатора. Птица возбужденно вертела головой и иногда, под громкий смех полковника и команды, хрипло кричала: «На абордаж! Пиастры! Пиастры! Полундра!». Я грустно улыбался, вспоминая роман Роберта Стивенсона — писатели великие провидцы.
