Выходные прошли незаметно. Гусев, по сути, проведший их вместе с Галей, с неохотой возвращался на работу. У него были деньги и работа потеряла свой первоначальный смысл способа добывания средств к существованию. Теперь Гусев совершенно иначе относился к собственности, чем ещё неделю назад. Собственность перестала быть для него священной коровой. Вячеслав как-то особенно остро ощутил всю несправедливость капитализма и внутренне был готов «грабить награбленное», но затем ему искренне захотелось уехать на Запад. Нет, Гусев любил родину, но слишком хорошо понимал, что рано или поздно его феноменальные способности могут стать известны кому-нибудь ещё и тогда жизнь на Западе с вариантами многомиллионных контрактов становилась реально возможной и, по крайней мере, предсказуемой. Здесь же, на одной шестой суши пока царила полная неопределённость, и вполне вероятным было потерять работу, приобретя взамен лишь непонятный статус подопытного кролика. Гусев не знал, как долго сможет управлять временем, поэтому на всякий случай он спешил сделать задел на будущее.
Сегодня Гусев, сославшись на необходимость встречи с Поповым, задержался с утра дома, твёрдо решив к десяти подъехать в валютный отдел «Беларусбанка» на улице Ленина. Во-первых, там обычно крутились наиболее крупные наличные деньги, а во-вторых, это было близко к работе.
До встречи с Поповым в парке Фрунзе оставалось около десяти минут. «Как раз успею», — решил Гусев и, повернув в одну из самых пустынных и глухих аллей, начал замедлять время. По установившейся полной тишине Гусев понял, что всё прошло удачно и вышел из аллеи на открытое место.
Вокруг замерли редкие прохожие, возле лиц которых, словно на стереофотографии, застыли клубы пара.
Поднявшись наверх, Гусев пересёк улицу с застывшими на месте автомобилями и поймал себя на мысли, что почти не испытывает страха. Постепенно он привыкал к этому новому, необычному миру, где всё было относительно, словно кто-то неизвестный решил продемонстрировать Вячеславу правильность теории Эйнштейна.
Возле валютного отдела, двери которого выходили прямо на улицу, никого не было. Гусев ещё раз огляделся по сторонам — вокруг была застывшая, многолюдная и… совершенно безлюдная улица. «Оказывается фраза «В городе как в пустыне» тоже может иметь буквальное значение», — подумал Гусев и взял в ладони горсть снега, но не почувствовал холода. На улице был мороз, хорошо ощущаемый Гусевым по пути в банк, но сейчас Вячеслав ничего не чувствовал. Вернее, он хорошо ощущал упругость воздуха, но абсолютно не чувствовал температуру.
