…
…на фронте героизм и трусость неразделимы. Сегодня навалишь в штаны, а завтра, что называется, подвиг совершишь. На Днепре дожди шли, окопы оплыли, кухни не подходят, жрать всё время хотелось. Дохлую рыбу выбросит взрывом, мы её выбирали из груды трупов. А тут ещё вторые сутки визжит на нейтральной полосе поросёнок, совсем достал. Вот ведь нашёл место дурак — пастись между двух армий. Ночью наши минёры проделали проход в колючке, бросили на спичках, и один солдатик пополз за добычей. Скоро нашёл пустой домик, крышу с него снесло, упавшим бревном придавило дурного поросёнка. Солдатик автомат положил у ног, в лунном свете кишки поросячьи выбирает. И вдруг чужой сапог на автомате. «Гут, гут, Иван!». Что тут сделаешь? Выбирает солдатик кишки, даже перестрелка затихла, две армии прислушиваются, чья возьмёт? «Гут, гут, Иван!». Поросёнок небольшой, но не бесконечный, — выбрал, наконец, солдатик все кишки. Немцы мясо забрали, и автомат его забрали. А что такое потеря оружия на фронте? Трибунал! Правда, немцы в тот раз порядочными оказались, пожалели солдатика, не генерал же приполз на нейтралку за поросёнком. А может, сами — из бывших спартаковцев. Вынули диск и солдатику автомат вернули…
…пишу роман. «Болят наши раны». Это восемь дней на днепровском плацдарме. Там меня контузило. Ходил по трупам, все мы там по трупам ходили. Я лет десять потом равнодушен был к покойникам, только позже немножечко отошёл. Прятались по оврагам, а однажды я, дурак, по гребню побежал, решил не мочить ног. Да и не верил, что немецкие самолёты или миномётчики охотятся за одиночками. Когда справа и слева рвануло — ещё не верил, но когда впереди, то понял — вилка. Рванулся, и всё! Вспышка. Привет. Видите, весь кривой. Повезло: наши ребята случайно развернули стереотрубу — нет ли там чего поживиться, и меня увидели меня. Вынесли. Не могли не вынести. Я до того троих вынес — татарина и двух русских. До сих они пор приезжают в гости и на встречи зовут. Но я не ходок на такие встречи. Ветераны наши, пусть и небольшой, но всегда хотят войны, а я счастлив тем, что остался жив…
Впервые Виктор Петрович Астафьев официально поехал за границу именно в Германию — в ГДР по приглашению Евангелической академии. До этого и мыслей таких не было. И сейчас попытался отказаться. «Я контужен на днепровском плацдарме, зачем же поеду к немцам? У меня вон ключица выбита, и глаз не видит. Я спущусь там у них в ресторанчик шнапсу выпить, а за столиком — немец. Может, и у него глаз косит, ключица выбита, как у меня. Да ещё, не дай Бог, на Днепре».
