— Эй, Марадона! Мама дома? Нет!.. А сестра?
— Эй, у вас двоих на поле не хватает!
— Эй, у нас только двоих не хватает, а у вас всех шестерых не хватает.
— Ку!
Шанька с первого этажа высоко подкидывает мяч и, прежде чем его стукнуть в игру, успевает нахлопать себя по щекам. Когда совсем не хватало игроков, в ход шел со скамейки наш падре Шура. Будучи от волейбола далеким человеком, играл он свирепо.
С вестибюлем у него были полнейшие нелады, и вместо того, чтобы немного подпрыгнуть (с его-то ростом — хоть чуть-чуть), он бил себя пятками по попе, а провисший пас непременно стравливал в сетку со своей стороны.
Однажды нас вызвали играть в футбол на стадион, поросший репьями, раскосые жители степей, приехавшие на практику из Алма-Аты. Умело играли, черти: задавили по всем пунктам, мы насилу унесли перешибленные конечности.
Вендетта состоялась на волейбольной площадке. Они вдруг решили, что им тут оно чего-то светит. Никакого свету им не вышло. За сто шагов было слышно, как трещали от прямых попаданий мячом их вихрастые, кочевые тыквы. А, довершая весь этот хэллоуин, Костян, бренча на гитаре в проеме окна, пел очень дурацкую песню:
Однажды пьяный ежик полез на провода,
И током поизжарило пьяного ежа!
А-а-а-а-а-а-а!
Двести двадцать киловольт.
* * *
Ближе ко второй баранчинской зиме нас покинул Шура. Перебрался жить к Палычу. То ли устал бороться с кумаром, то ли решил быть поближе к главной кастрюле. Вобщем он съехал, и некому стало наставить нас, грешных, на путь истинный.
На его место вселился Вася Тутынин из нового выпуска. Вася был розов, комплектен, носил большие умные очки и играл в шахматы. Еще любил спать, несмотря на то, что в комнате собиралась очень шумная компания. Его, что ли, людские голоса убаюкивали?
Однажды заклеили ему очки черной копиркой, надели на лицо ему, спящему, стали тормошить, истошно вопя:
— Вася! Бежим! Корпус горит!
Бедный Вася вскочил, ломанулся в первом попавшемся направлении, наскочил на кухонный шкаф, завалив его при этом. Надо же, какой нервный оказался!
Вася отыгрывал на нас свои чувства в шахматы и по очереди нас с Минькой драл. Костян — тот хоть как-то сопротивлялся. Их партии продолжались более часу, и Минька, не выдержав такой муки, лез с подсказками. То Васе присоветует, как побыстрее кончить Костяна, то наоборот. Однажды Гибар, увидав такой троцкизм, изрек суровые горские слова:
— Вай, Миша! Ти нихороший чиловек! Тебя надо унитаз — и вода смывать!
