Клен ты мой опавший | страница 4
И снова улыбнулся, словно оправдываясь за то, что у него нет родных.
Возвращая ему гильзу, она, уже теплее, чем прежде, сказала:
—Не беда. Если уж убьют — тебе — то не все равно, напишут кому или нет?
— А все ж не по-людски, — вздохнул солдат. — Так хоть кто-нибудь прочтет и скажет: «Убили Васю».
—А, чудак, — отмахнулась она. — Ты-то знать не будешь, скажут или не скажут.
— Верно, — согласился солдат. — А все же… на душе бы спокойней было.
И, покосившись на нее, вдруг отважился:
— Дай твой адрес, а?
— Еще чего! — удивленно хмыкнула она. — Кто ты мне, чтоб я тебе свой адрес давала?
— Жалко, что ли? — опечалился солдат.
— Да и какой у меня адрес? — стала оправдываться она. — Я сама тут без году неделю. Завод строим. Живем в бараках.
— Ну, и дай свой барак. Хоть какой, а адрес есть.
— Бери, — отмахнулась она. — Вот пристал… ей-богу.
Солдат повеселел. Он раздобыл бумажку, карандаш, аккуратно записал адрес и засунул его в гильзу. Плотно завинтив крышку, спрятал гильзу в кармашек, потом вынул из пилотки иголку с ниткой и, несмело улыбнувшись девушке, попросил:
— Подсоби зашить карман. Так старшина велел, чтоб не потерялось…
—Еще чего! — рассердилась она. — Зашивай ему карман! Кто я тебе? Мама? Сестра?
— А что? — простодушно ответил солдат. — Кто у меня еще есть? Никого.
И она, недовольно хмурясь, опустилась на колени, зашила ему карман на брюках и зубами перекус! нитку.
— Ну, все. Держи иголку. Я пошла.
— Постой, посиди со мной… Хоть минуточку.
— Навязался, — всплеснула она руками. — Не когда мне.
Солдат грустно покачал головой, показав на плакат, висевший на стене вокзала.
— Эка невидаль, — отмахнулась она. — Что ж, я с каждым солдатом должна сидеть?
Но все же села. Хмуро сдвинув брови и не глядя на него.
— Послушай… может, у тебя фотокарточка есть?..
— Тебе-то что? — не обернулась она.
— Понимаешь… у всех солдат — фотокарточки. Жена там… или девушка… Показывают друг другу… А я… без ничего. Вроде… не как все… Подари, а?
— Да ты что? Кто ты мне, чтоб портреты дарить? Да и нет у меня фотографий… Все сгорело.
— Не беда, — вскочил со скамейки солдат. — Видишь — фотограф? Пять минут — готово фото. Щелк! И получай портрет. Пошли. У меня деньги есть.
— С какой это радости стану я с тобой фотографироваться? Я тебя знать не знаю… И знать не хочу. В общем, я пошла.
Но он держал ее за руку и с такой обидой смотрел на нее, что она не устояла, сдалась.
— Ладно. Но учти: больше ни минуты. Мне некогда.
Фотограф засуетился возле них, устраивая обоих перед холстом с изображением горы Казбек и всадника в бурке. Из-за базарных столов и скамей тягуче и хрипло пел пьяный инвалид: