Калеб тоже натянул тетиву и долго приноравливался и метился сквозь мелькающее пламя. Меза присел пониже на своих упругих ногах. Его лицо разгорелось и окрасилось тёмным румянцем, или, быть может, это было зарево костра. И на его тонких губах играла улыбка.
«Дынг!» — зазвенела тетива. Меза прыгнул вперёд и выбросил правую руку как будто пращу.
— Есть, есть! — заревела толпа.
В его правой руке, высоко поднятой вверх, была зажата стрела, которую он, Бог знает как, успел ухватить налету.
— Аист! Аист! — заревела толпа в неописуемом восторге.
Селоны говорили, что белый аист, охраняя самку, сидящую в гнезде, перехватывает стрелы налету своим длинным клювом. Впрочем, никто этого не видел на деле, ибо стрелять аистов считалось грехом и оскорблением Белого гуся, бога перелётных птиц.
Но у селонов это уменье уклоняться от стрел и от копий и даже от каменных пуль, летящих из пращи, было главным боевым искусством, не наступательным, а скорее оборонительным. Соседи, однако, боялись селонов и их странной ловкости и говорили, что им помогает уклоняться от стрел дьявол — покойник, живущий в их доме над озером.
Меза гикнул и прыгнул опять, взвился не хуже стрелы и перепрыгнул через костёр.
— Мой черёд, — сказал он насмешливо, хватаясь за собственный лук.
Он имел теперь право на три выстрела. У юношей вытянулись лица, и губы сжались плотнее. Тупоносые стрелы могли наносить страшные удары не только куницам и белкам. Меза к тому же стрелял сквозь горящее пламя так же искусно, как прыгал…
Ван и Мел стали состязаться в метании аркана. Это была весёлая и буйная игра. Ван сперва ловил, а Мел увёртывался. Они бегали по всему стойбищу, набегали на костры, опрокидывали котлы с пищей. Их ругали и бросали в них горящими головнями, а они отвечали смехом и пробегали дальше. Потом Мел стал ловить Вана. Проворный Ван, недолго думая, забежал в девичью толпу. Мел бросил аркан и накинул его на Менту Рябую. Мента рассвирепела. Она уцепилась руками за аркан и стала с неженскою силой тянуть и перехватывать его к себе, добираясь до Мела.
Девушки снова сомкнулись огромным кругом и перебрасывались насмешливыми песнями. Тоненькая задирчивая Луния выскочила на середину и запела пискливым голоском:
«Мента, тяжёлая выдра, рябая форель…
Мента потёрлась о землю лицом, —
Вся земля стала пёстрая».
И Мента швырнула отвоёванный аркан и тоже вскочила в круг и быстро ответила:
«Луния, нос как у дятла,
Хохлатая сойка…
Луния сидела боком над лужей,
