– Вы подумайте хорошенько, – сказал вдове Опалин, поднимаясь с места, – я не тороплю. Я вас вызову в Большой Гнездниковский, когда вы немного успокоитесь, и мы обо всем потолкуем. Хорошо? Вещи вам возвратят позже, а пока они проходят как улики.
Так он показал себя тактичным и понимающим сотрудником угрозыска, хотя на самом деле всего лишь не хотел, чтобы Надя услышала, как он копает под нее. Ксения Александровна прошептала:
– Спасибо вам за все.
Тут Опалин по-настоящему смутился и пробормотал, что он ничего особенного не сделал, но его собеседница упрямо продолжала:
– Нет ничего хуже, чем это ужасное неведение…
Она снова заплакала.
– Надя, останься с мамой, – неожиданно объявила Маша. – Я провожу товарища…
Опалин забрал вещественные доказательства, спрятал протокол и двинулся к двери. Он был недоволен собой, потому что утаил от вдовы часть правды о том, как умер ее муж, но добивать человека известием о том, что ее спутника жизни заколотили в импровизированный гроб и закопали заживо, Иван считал для себя невозможным.
– Вы на меня сердитесь? – спросила Маша.
– Я? Почему?
– Не знаю. Мы на «ты», или на «вы»?
– Можно на «ты», – легко согласился Иван.
– Ты хотел меня в кино пригласить. Я отказалась. А теперь я тебя приглашаю, – выпалила она и покраснела.
Опалин понял, как ей было непросто произнести эти слова, и его это тронуло.
– Куда? – спросил он, решив поддержать игру.
– В кино. В «Артес». Это возле сада «Эрмитаж». Придешь?
– А что за фильм?
– Не знаю. Немецкий какой-то, «Симфония большого города». Только в одном кинотеатре идет. Будешь?
– Когда?
– В семь вечера. Завтра, например.
Опалин вздохнул:
– Я не знаю, как у меня на работе сложится. Может быть, не смогу. Ни завтра, ни послезавтра. Не потому, что не хочу, а…
– А ты мне позвони и скажи заранее. У тебя же есть наш телефон?
– Ну, есть.
– Позвони. Ладно?
– Хорошо.
Маша открыла дверь. На пороге неожиданно обнаружилась женщина лет сорока пяти, которая тянула руку к звонку. У нее было унылое выражение лица, как у человека, на которого обрушились все козни мира, но шляпка выдавала желание жить и кокетничать, и платье, хоть и из неброской материи, было явно пошито на заказ.
– Ох, Зоя Егоровна, – выдохнула Маша, – я не уверена, что мама сможет вас принять, у нас горе…
– Да ты что, Машенька? – Гостья меж тем уже вошла. – Ай-ай-ай. Что же это с ней?
Маша кивнула на прощание Опалину и затворила дверь. Остаток разговора он не слышал. «Не использует ли она меня? – подумал он, спускаясь по лестнице. – А ведь насчет Нади я могу и у нее спросить, только осторожно. И что это за обороты такие – “мама сможет вас принять”? Ничего я не понимаю в этом семействе…»
