О, как торопко ты померкла,
сирень в блестящем целлофане!
О, эта робкая примерка
двух губ при первом целованьи...
И, кстати, он тоже рифмует “молоденький” и “молочницей”.
Тут щелкнул замок, вошел ее муж – усталый, раздраженный, подозрительный, но, черт возьми, знаменитый.
– Опять ты пьешь! А собаку ты выводила?!
– Женя, это поэты из Питера. Вот – Дима Бобышев, Женя Рейн...
Он, конечно, не нуждается в представлении. На нас якобы ноль внимания. Голубой глаз, как у снайпера, желтая челка падает на морщинки лба.
– И ты принимаешь их в таком бедламе? Немедленно убери квартиру!
Мы с Рейном дружелюбно галдим:
– Да что вы, ей-Богу! Да присоединяйтесь...
– Женя, тебе водки или вина? – игнорирует мужнины упреки Белла.
– Нет, только шампанского!
Странное дело, нашлось даже шампанское. Правда, из уже открытой полбутылки, но все же из холодильника и с намеком на игристость. В этот момент зазвонил телефон, и Белла схватила трубку:
– Да. Нет. Не сейчас. Нет, никак не могу. Да. Да. Перестань! Ты же знаешь. Потом.
Муж опять взвился:
– Я тебе сказал: “Убери квартиру”! Вымой немедленно пол на кухне!
Мы с Рейном поднялись.
– Спасибо за угощение. Нам пора.
Белла:
– Ну что вы! Спасибо, что не обошли меня вниманием. Я сейчас отвезу вас в центр. Я обожаю водить мой “Москвич”!
Муж:
– Ты никуда не поедешь! Я отвезу их сам.
– Ты не сможешь.
– Посмотрим!
Действительно, внутренняя борьба с собой и сражения с автомобильным мотором потребовали какого-то времени. Наконец Евтушенко отвез нас до кольцевой станции метро, где мы расстались. Их брак с Беллой просуществовал недолго. Его я увижу еще, ее – тоже, но уже с новым мужем, коренастым, маститым рассказчиком-лауреатом, вышедшим на минуту взглянуть из гостиничного номера на литературную мелочь, поклонников его жены.
Велеречивая манера ее стихов бывала уместной, когда совпадала с возвышенностью темы – любовью или печалью. Но по несоответствию с темой случалось ей быть самопародийной и многословной, через силу отрабатывающей какое-то литературное задание. Знаменитой ей пришлось стать немедленно после нашей встречи – и на десятилетия вперед... На 200-летии Пушкина мы, уже сами чуть моложе юбиляра, встретились в банкетном кабинете дома Энгельгардта, или Малого зала Петербургской филармонии. Вернее, я познакомился сперва с ее новейшим мужем, живым широкоглазым художником, а он подвел ее ко мне.
– Белла, вы помните меня?
– Ну, конечно, я всегда говорила, что ленинградцы меня читают и ценят больше, чем москвичи...
