Я здесь | страница 61



А пока, возвращаясь к “Боженьке” Хромову, вспоминаю, как он в тот приезд едва не сорвал парад поэзии в Горном институте, как сказали бы теперь – презентацию сборника поэтов-горняков, членов ЛИТО, подготовленную Глебом Семеновым. Вот он передо мной, этот ротапринтный сборник с пометкой “На правах рукописи”, значащей, что тиража хватило лишь на участников (всего-то – 15), их знакомых, а также парт-, проф- и, может быть, рай-“комых”... Итого – 300 экземпляров. В отличие от громко-столичных это скромное культурное событие не вызвало дискуссии в прессе, ведущей к запоминанию авторских имен, но, несомненно, ему предшествовала пыльная, потная подковерная борьба – запретить или разрешить. В этом и заключалась разница между Ленинградом и Москвой – местные результаты были почти никчемны. Имена, впрочем, помнились и так; актовый зал Горного был полон, бледный Глеб Сергеевич маячил на сцене, вызывая выступающих, – это после многих наветов, объяснений, увольнений и назначений вновь был его звездный оправдательный час: в трех первых рядах сидела администрация, местный партком, районная идеологическая команда и все, “кому следовало”.

А со стороны глядя – перепуганным кукольником Глеб выдергивал своих марионеток, одетых в геологические тужурки, на сцену.

О берестяном ковшике ледяной воды в жаркий день, о солидарности пропотелых спин проскрежетал своим жестким от природы голосом Британишский.

– Хорошо, крепко сделано, а тематически – так совсем “в жилу”, – переговариваемся мы с Рейном.

Романтический, тоже в тужурке, Александр Городницкий читает о взрослой ревности и измене, и комсомольцы в его стихах уже готовы бодаться, как козлики или бычки (передние три ряда да и все последующие напрягаются: как он решит эту полузапретную тему), но “коду” выводит поэт инфантильную, пуская малышовые кораблики:

а что девчонки? Только плакать

да жаловаться мастера.

Шумно, как всегда перед выступлением, шмыгнув носом, Агеев прочитал тоже что-то любовное в народном, некрасовско-есенинском стиле. Называлось это снижающе, но прочувствованно: “Кобыла”.

Не совсем подходящее к его рыночно-площадному стилю, слишком филармоническое название “Зимняя сюита” выбрал для своего цикла стихов о замерзших ушах влюбленного, спешащего на свидание, Горбовский. И не горняк, но – свой! А прочитал – эффектно, переведя внимание зала на быт и на юмор.

В целом выступление проходило удачно, и Семенов, желая, видимо, подкрепить это чувство реакцией живого и дышащего собрания, предложил выступить слушателям с их оценкой.