Не было сил усидеть подле зимовья, и Сергей, притворив дверь, побежал к реке. Он был почти уверен, что время его одиночества в Пожидаевом Зимовье истекло, хотя и не мог представить, как именно это произойдет. Просто обостренный инстинкт подсказывал ему, что если не сегодня, то завтра надо будет прощаться и с зимовьем, и с речкой Ануем, и с остроглавыми сопками, и он уже заранее печалился от необходимости этого расставания, почти наверное зная, что уже никогда не сможет побывать здесь.
Взбежав на небольшой взлобок, он еще явственнее почувствовал, как нарастает и крепнет ветер-тучемет, увидел, как давит он к воде вершины тальников вдоль убережья реки и гонит против течения небольшую, ершистую волну. Найдя небольшое заветрье, Сергей опустился на гладкий камень и задумчиво уставился на воду. В который раз он поразился тому, что на воду можно неотрывно смотреть часами и она не надоедает, не утомляет взгляд, не раздражает слух извечным своим шумом. Подолгу так смотреть можно разве еще на огонь, в котором тоже постоянно что-то меняется, исчезает и вновь появляется любопытному взгляду. Вода и огонь, думал Сергей, они на земле всегда. И трудно представить, кто все-таки впереди. А человек между ними. Где-то он читал, что нельзя дважды войти в одну воду. Но ведь и сжечь дважды нельзя. И дважды родиться — тоже…
В этот момент боковым зрением он уловил, как слева от него мелькнуло над водою что-то голубовато-зеленое, мгновенное, словно искра. Быстро повернувшись, он увидел, как из воды вылетела небольшая, коренастая птаха с коротким хвостом и тут же уселась на пружинистый плотный сучок, конец которого полоскался в воде. И он сразу же вспомнил берег Мензы, яркое, солнечное утро, Димку с удочкой, подходящего к нему вдоль берега. И даже подумалось Сергею, что вдруг это тот самый зимородок, увиденный ими в то памятное утро переправы лошадей через реку вброд. А птаха между тем стремительным броском вновь нырнула вниз и почти тотчас появилась на ветке, но уже с небольшой рыбкой в клюве. Ловко стукнув ее о сучок и оглушив, зимородок подбросил ее вверх и, выровняв головой вперед, быстро проглотил целиком. «Пинк, пинк, пинк», — однотонно прокричал он, словно бы сказал Сергею: мол, видел, какой я ловкий рыбак. Теперь Сергей разглядел его хорошо: на редкость красивое голубоватое оперение с зеленым отливом, ростом с воробья, но с несуразно длинным и массивным клювом, который, казалось, впору дятлу, а не такому отчаянному малышу. Как тут было не вспомнить про нос, выросший на семерых, а одному доставшийся.
