Бабца выбрался из-за стола, подошел к окну, сцепил руки за спиной и крутит большими пальцами, как обычно. Все внимание его там, перед домом.
Из окна был виден берег до самого конца села, залив и море, уходящее между островами вдаль, где оно коварно синело в ожидании своего часа.
— Утром на рыбном базаре барбуля была. — Пере переходит на мирные тона. — Вот такая, — отсек ладонь левой руки правой.
— Ну и ну! Ты только погляди! — Бабца говорит самому себе.
Пере поднялся и так потянулся из-за стола, словно пытался вылезти из кожи и посмотреть на нее со стороны.
Сперва он увидел только набережную перед кафаной. В тени под дубами кучками стояли, переговариваясь, люди. Пере проследил за их взглядами и нашел то, на что смотрел Бабца.
К берегу подходил рыбачий катер. Зеленый, как молодая трава. На носу пышнотелая Дарка с канатом в руке ждет, когда катер причалит. Юбку на боках распирает, как зонт. На корме, у руля, как бы в качестве противовеса, сидит ее муж, Клин, тоже дебелый и румяный.
Сперва зрители под дубами молча пялились на эту картину, только изредка кто-нибудь восклицал:
— Эх, хороша Дарка, видит бог, хороша!
Когда она, затянув зубами узел на платке, выскочила на причал, чтоб взять конец и привязать катер, и повернулась к зрителям своим необъятным задом, восклицания стали громче. Но она их не слышала. Глянула под ноги и принялась раскачивать каменный брус на кромке пристани, да так решительно, прямо тебе воевода.
Клин как бы нехотя закинул якорный канат за кнехт, сторонкой, по самому краю, чтобы не топтать сети, прошел на нос и спустился к Дарке. Нагнулся, выдернул камень, ловко обхватил его, поднял и вернулся на свою посудину.
— Ну и ну! Ведь в нем пятьдесят кило, не меньше! — изумился кто-то возле кафаны.
— Держи, Клин, не отдавай… Твое право, раз никто больше не догадался!
— Чего там, с таким помощником! Завидная опора! — Даркины телеса будоражили многих.
— Три лошадиные силы, не меньше!
А те, в окне, молча ждали, когда Клин и Дарка закончат свое дело. Пере внес поправку:
— Нет, в нем кило сорок будет.
— В чем? А, да… Гляди! Гляди! — повторял Бабца напряженно, снова только себе, не замечая Пере, в голову ему пришла неожиданная идея.
— «Его право!» — злился Пере. — Никому дела нет… — Пере обидело пренебрежение Бабцы. А винил он себя, никак не мог совладать с презрительной ухмылкой на губах, она всегда выдавала его мысли. Последняя же была: «Об одном думает — как бы себя прославить!» И это о первом человеке на селе!
