И как раз в такую победоносную для немцев пору разнеслась весть, что кто-то застрелил Коритника, лесного обходчика. Это был юркий, седой старик, с усами, какие носил император Франц Иосиф. Застрелили его на Полянах у фигуры богоматери.
Страшно.
Вероятно, Коритник со своим охотничьим ружьем кого-то разыскивал в лесу и нашел, но его опередили, успели выстрелить раньше. Старика с продырявленным сердцем похоронили без особого сожаления. На похоронах его было всего три человека.
Причиной последовавших затем волнений явился Йохан Финжгар, в него стреляли немецкие полицаи в его собственном одноэтажном домишке на Полянах. Прошел слух, будто Йохан был уже партизаном или, как говорили немцы, бандитом. По всей видимости, люди из пятой колонны держали его на примете, как известного патриота, но схватить не успели, он от них улизнул и некоторое время скрывался в своем недостроенном домишке, а время от времени делал вылазки с первой партизанской группой на склоны Можакли — с той самой группой, которая, наверное, и спровадила на тот свет шпионившего за нею Коритника.
Раненого Йохана отправили в Бегунье, где потом расстреляли.
Смерть Йохана всколыхнула всю округу.
Дела в Яворнике — Яуэрбурге шли не так, как на карте с флажками.
Где-то в Шентвиде, неподалеку от Любляны был расстрелян отец Тичека, учивший меня закону божьему.
Тичек и его мать, одетые в черное, ходили по Яворнику совсем подавленные.
А дома я слышал, что лондонское радио передало то-то и то-то.
У бабушки пропало желание хвастаться, что она родилась в самом святом Блейбурге.
С участившимися расстрелами и высылками немецкий язык был из нашего духовного меню решительно вычеркнут.
Лондонское радио начало действовать подобно инъекциям.
Первыми, кто почувствовал, что немцы проигрывают войну, были именно мы, простые люди.
В самом конце августа, точно 31-го, лето в нашей узкой долине обычно и вправду кончается. Могучий солнечный свет с этого дня начинает слабеть, розы в саду все-таки еще цветут и фрукты дозревают, но уже не в настоящих солнечных лучах, а в каком-то их суррогате. Откуда ни возьмись набегают тучи, начинает лить дождь, который переходит в снег, в метель. День с этих пор напоминает подслеповатый собачий взгляд. И так продолжается до тех пор, пока снова не разгорится золотое лето.
Я получил еще одну отпечатанную на машинке повестку, на сей раз — вызов в школу.
Радости я не испытал, ведь я думал, что каникулы продлятся до конца войны.
