Одно целое | страница 60

а Ясмин зачитает стих о том,

как все мы носим в груди чье-то мертвое

сердце.

Папа, дяди и Джон отнесут гроб

к вырытой яме

и опустят его в землю.

Я все это сделаю.

Но пока я в больнице, выздоравливаю,

жду, когда затянутся раны,

а доктора вырежут мое сердце

и заменят его чьим-то здоровым.

– Время лечит, – говорит доктор Мерфи.

Я ей не верю, ни капли,

но все же жду, пока время пройдет.

Жду

и

живу.

Я живу надеждой,

что скоро,

очень скоро

в меня засунут чье-то сердце.

Я живу надеждой,

что сердце покойника

меня оживит.

Каролина приходит одна,

без Пола и Шейна,

с камерой,

хотя сама считает,

что еще слишком рано.

Может, она права,

но все же она устанавливает камеру напротив

койки

и начинает снимать.

– Я хочу выговориться.

– Хорошо, – кивает Каролина.

Я смотрю налево,

думая передать слово Типпи,

совершенно забыв,

что теперь я –

одна.

Так отныне и будет:

я никогда не смирюсь

с ее уходом.

– Продолжай, – говорит Каролина.

И я продолжаю.

Продолжаю говорить

и жить.

Это моя история.

Только моя, потому что рассказывать ее

выпало мне.

Потому что я осталась одна,

больше не «правая» и не «малая» сцена,

а самая что ни на есть

центральная.

Это одна история,

а не две, сплетенные вместе

подобно любовникам,

как можно бы предположить.

Если уж на то пошло,

Типпи всегда умела

донести до людей, что хотела.

А я оставалась в тени.

Трусила.

Но теперь – хватит.

Вот моя история.

История о том, каково быть Вдвоем.

История о том, каково быть Одним. Целым.

История о нас.

И это – эпитафия.

Эпитафия любви.