– Посадка была жесткая, – переходит она
на безопасную тему.
Никогда не слышала
столь могучего британского акцента,
как будто она пришла из 1940-х,
а не только что прилетела из Лондона.
– Самолет так грохнулся оземь,
что я думала, шасси отлетит.
А на дорогах что творится!
Просто ужас!
Она снова прихлебывает чай.
– Отель прекрасный. Вид на реку,
статую Свободы.
Я впервые в Нью-Йорке.
Столько всего надо увидеть!
Мама предлагает Каролине еще печенья.
– На сколько дней вы прилетели? –
спрашивает она.
Каролина откашливается.
– Вы хотели сказать – на сколько месяцев?
Она, словно маг и волшебник,
выуживает из-за пазухи контракт
и швыряет на стол,
точно записку с требованием выкупа.
– Мне нужен круглосуточный доступ
в ваш дом.
Здесь все написано черным по белому,
прочитайте и распишитесь.
Ручка есть, –
говорит она
и, словно волшебник, достает неизвестно
откуда ручку.
Ее взгляд становится решительным
и плотоядным.
– Зрителям интересно увидеть вас
дома, в школе и в магазине. –
Она ломает печенье пополам и сует в рот
один кусочек.
– Как же я рада встрече!
Папа сидит прямо как штык и дергает одной
ногой.
Он обещал вести себя прилично,
пока Каролина снимает на камеру нашу
жизнь,
но он же не знал,
что она пробудет в нашем доме так долго.
Папа хватает со стола контракт
и изучает его налитыми кровью глазами.
– В туалет тоже с ними пойдете? –
спрашивает он. –
А в душ? Зрителям будет интересно.
В отличие от всех нас
(мы пытаемся разрядить обстановку,
делая вид, что это такая смешная шутка)
Каролина не хихикает.
Она все поняла.
– В туалет и душ мы не пойдем, –
говорит Каролина. –
Но остальные комнаты должны быть открыты.
И все вы тоже попадете в кадр.
Вроде бы у вас была еще одна дочь? –
добавляет Каролина,
имея в виду Дракона –
как будто та собачонка,
а не наша сестра.
Но мы уже придумали
отличный способ
избавиться от Дракона,
чтобы она не попала в фильм
и не стала объектом всеобщих насмешек.
Папа листает контракт,
страницы, страницы, страницы
условий и оговорок.
Расшифровать это все
никому из нас не по зубам.
Мама молчит.
Она этого не хотела.
Она годами прятала нас
от камер,
и сейчас ей стыдно,
ей кажется,
что она продает нас в рабство.
– Когда они получат деньги? – спрашивает
бабуля,
ни капельки
не церемонясь.
Глаза Каролины сияют.
– Как только подпишут контракт!
Она раздает всем, кроме бабули,
одноразовые ручки.
Мне они кажутся слишком хлипкими
для такого ответственного дела.
Мы вздыхаем.
И отдаем обратно контракт.
– Пятьдесят тысяч на нос, – говорит
Каролина, –
и скажите, как вам удобней –
