что сделали бы все,
лишь бы не жить как мы,
что ради нормального внешнего вида
надо быть готовым
на все.
И хотя мне ужасно хочется
спросить Ясмин
откуда, откуда, откуда?
я оставляю эти вопросы
при себе.
– Вот же гады, –
говорит Джон,
узнав про записку
на шкафчике.
Типпи щекочет себя под мышкой
и делает «ух-ух-ух»
как обезьяна.
Мы смеемся,
и от нашего смеха
записка становится не такой уж обидной.
Вообще-то, мы опять пропускаем
самоподготовку:
сидим у церкви,
хрустим фисташками
и делим на троих бутылку сидра.
Я злобно кошусь на Типпи,
когда она делает большой глоток прямо
из бутылки,
и складываю руки на груди,
давая понять,
что не одобряю ее поведения.
Запах спиртного
сразу напоминает о папе,
бешеном и недовольном,
а мне это вовсе не нужно.
Но потом приходит очередь Джона,
и он передает бутылку мне.
Я не могу устоять.
Я приникаю губами к горлышку,
пробуя на вкус следы его –
за всю мою жизнь это самое близкое
к поцелую.
Я пью, покуда
голова не идет кругом.
А все остальные
пускают в небо
колечки дыма.
Потом мы все начинаем
изображать разных зверей.
Кричим по-обезьяньи,
гавкаем
и мяучим,
превращая церковь
в маленький зоопарк.
– Ну серьезно, дебильная же записка.
Джон берет у меня из рук
бутылку
и допивает последние капли.
Я пожимаю плечами
как бы
невозмутимо.
– Уж лучше ненависть, чем жалость, –
говорю
и тереблю кончики своих волос,
мысленно умоляя Джона
не сводить с меня
лишенных жалости
глаз.
Дракон бросает на пол
спортивную сумку
и падает на диван.
– А я и не знала, что у тебя
занятия по вторникам, – говорю,
откладывая книжку.
Типпи поднимает голову и вырубает на телике
звук.
– Я занимаюсь с мелкими
и за это сама учусь бесплатно, –
отвечает Дракон. –
Разве я вам не рассказывала?
– Нет, – отвечаем мы с Типпи, – ты ничего
не говорила.
Мы смотрим на безмолвный экран,
на лица персонажей,
впустую
открывающих и закрывающих рот.
Заходит мама.
– На плите равиоли, Дракон, – говорит.
– А ты знала, что она работает? –
спрашивает Типпи.
Мама кивает.
– Пусть тоже немного потрудится, вреда в этом нет.
– А мы что? Нам тоже надо работать!
– Это другое, – отвечает мама. –
Только давайте не будем спорить
о равенстве.
Она хватает пульт,
и комнату оглашает
телевизионный смех.
Но мама не понимает:
Типпи злится не потому, что мы не работаем,
а потому,
что нашей младшей сестре
приходится.
На перемене
мы заходим в душную раздевалку
и заранее готовимся к физкультуре,
чтобы не делать это
перед стайкой девиц.
Конечно, мы не будем заниматься
как все остальные –
нам можно только делать гимнастику
