Галатея | страница 40
Моя надежда так несокрушима,
Что всем ветрам дает она отпор
И пребывает, им наперекор,
Всегда тверда, светла, невозмутима.
Свою любовь святыней нерушимой
Считаю я, ей изменить - позор.
Мне легче погасить навек свой взор,
Чем потерять доверие к любимой.
Влюбленный, в чьей груди все вновь и вновь
Сомненьями пятнается любовь,
Ее святого мира недостоин.
Мне Сцилла и Харибда не страшны.
Любви, равно как прихотям волны,
Подставлю грудь, уверен и спокоен.
Самый этот сонет и прелестное его исполнение так понравились всем пастухам, что они стали умолять Тимбрио еще что-нибудь спеть, но тот попросил своего друга Силерьо, неизменно приходившего к нему на помощь в более опасных случаях, выручить его и на этот раз. Не мог отказать своему другу Силерьо и, весь сияя от счастья, запел:
От грозных волн соизволеньем бога
На берег спасся я, и предо мной
Уединенной пристани покой;
Стою, дивясь, у твердого порога.
Свой парус может опустить тревога,
Челн - отдохнуть, обет исполнить свой
Тот, кто его, от страха чуть живой,
Не раз под грохот бурь шептал дорогой.
Целую землю, к небу возношу
Благодаренье за удел счастливый
И с радостной готовностью спешу,
Исполненный горячего порыва,
Усталой головой склониться вновь
Под иго нежное твое, любовь.
Кончив петь, Силерьо предложил Нисиде огласить своим пеньем поля, и та, взглядом попросив позволения у своего любимого Тимбрио, после того, как он взглядом же ответил ей утвердительно, с очаровательнейшею приятностью начала петь этот сонет:
Нет, я нисколько с теми не согласна,
Кто утверждает, что любовь дает
Отрад безмерно меньше, чем тягот,
Что от нее блаженства ждем напрасно.
Мне ведомо, что значит быть несчастной,
Мне ведом также к счастью поворот,
И я скажу: тяготы все не в счет
Пред днем, исполненным отрады ясной.
Ни вызванная вестью роковой
Борьба меж смертью горькою и мной,
Ни дни неволи под пиратской властью
Мой дух не в силах были так сломить,
Чтоб нынче не могла я вновь ожить
И бесконечно ликовать от счастья.
Исполнив просьбу Силерьо, Нисида объявила, что теперь очередь Бланки, и та, не заставив себя долго упрашивать, столь же очаровательно спела этот сонет:
То жег мне сердце ярый пламень, точно
Оно в ливийский попадало зной,
То страх сжимал его своей рукой,
Подобный хладу Скифии полночной.
Я вечным счесть могла б сей круг порочный,
Но дух всегда поддерживала мой,
Мне обещая сладостный покой,
Надежда милая, оплот мой прочный.
Зимы простыл и след, ушла она,