Прекрасна осень в тайге. Особенно в солнечный теплый день. Ваня и Сташек сидели на высоком, фиолетовом от вереска, залитом солнцем холме, откуда открывался широкий вид на стоянку, на уходящую вдаль тайгу, на извивающуюся реку. Они видели пестрое пятно стада, пасущегося на поляне, мотающих головами лошадей, взмахами хвоста отгоняющих докучливых слепней, хатку-шалаш, Анюту, хлопочущую у костра, тетю Глашу, что-то стирающую в реке. Только Митрича не сумели высмотреть: наверное, примостился у самой воды. Куда ни кинь взор — тайга. Пологие холмы, долины, прибрежные болотца, покрытые безжизненными островками-кочками и серебристым от старости мхом. Темно-зеленые, золотисто-коричневые, переходящие в багрянец краски тайги. Бледно-голубая лента реки. А надо всем этим царит тишина, огромная, до звона в ушах.
Сташек лениво протягивает руку за большими красными кистями брусники.
— А если мы с тобой с двух сторон зайдем вон там, в низинке? — предлагает Ваня. — Нравится мне этот молодой соснячок. Может, поднимем какого-нибудь козленка.
— Знал бы ты, как неохота. Такое солнце…
— Ну, а вечером ножку косули слопать не отказался бы?
— Что правда, то правда. Молоднячок, говоришь? Можно попробовать, если поднимем кого-нибудь — хорошо, а если нет, то хотя бы по дороге грибов насобираем.
— И до поляны оттуда ближе. Пошли. Ты иди направо, а я пойду налево — встретимся в долине…
С холма к реке вела не очень широкая, поросшая молодым сосняком низина. Ее пологие склоны образовывали узкую лощину, спускающуюся к реке. Ваня не без основания считал, что в таком молодняке, на соляных холмах, можно встретить козла. Сташек спускался вниз по правому, освещенному солнцем откосу. Он не надеялся, что что-нибудь попадется на мушку его старой берданки, позаимствованной у тети Глаши. Она небрежно болталась у него на плече, стволом вниз. А Сташек все больше смотрел по сторонам в поисках сочной, крупной ежевики, коричневых шляпок молоденьких боровиков, нежели думал о том, как поднять зверя. Наевшись досыта сладких ягод, он подумал, что идущий по противоположному склону Ваня должен был уже значительно опередить его, поэтому прибавил шагу. Щуря глаза от солнца, он быстро пробирался через заросли густого, напоенного запахами смолы, залитого солнцем, затянутого нитями паутины сосняка. И неожиданно выскочил на опушку небольшой поляны. Смахнув паутину с лица, посмотрел вперед и… замер от испуга. В пяти-шести шагах от него огромный бурый медведь решительно расправлялся с муравьиной кучей. Медведь рыл муравейник мордой, фыркал и с остервенением разгребал его передними лапами. Остолбеневший Сташек чувствовал, как до него долетают разбрасываемые зверем муравьи и комья земли. От кислого запаха муравейника, тяжелого смрада, исходившего от дикого зверя, спирало дыхание. Прежде чем он успел подумать, что предпринять, медведь поднял морду, блеснул маленькими глазками, встал на задние лапы, издал короткий рык и, развернувшись на месте, в панике бросился наутек. Он так же был застигнут врасплох и напуган видом человека, как и человек — встречей со зверем. Все это продолжалось лишь несколько секунд. Одно короткое мгновение… Сташек все еще стоял как вкопанный. Смотрел на развороченный муравейник, слышал хруст молодняка, ломающегося под тяжестью могучего зверя. Только теперь до него дошло, каким огромным был этот медведь. Ведь он видел его, когда тот стоял на задних лапах. Подумал о друге и пришел в себя. А что, если разъяренный, перепуганный медведь застанет Ваню врасплох? Надо немедленно предупредить его! Не раздумывая, Сташек рванул ружье с плеча и выстрелил в воздух. Эхо многократно, глухо повторило выстрел, и по тайге разнесся грохот. Когда все утихло, испуганный Сташек услышал сначала лай собаки, затем зычный рык медведя. Спустя минуту снова отозвался пес. Теперь он визжал и пронзительно потявкивал. И выстрел, многократно повторенный эхом. Это стрелял Ваня. И тишина. Жуткая, тревожная тишина.
