— Поменьше болтай, а полезай лучше в кузов. Нечего терять время. Ты же не Ганс… Браун, скажи ей, чтобы залезала с детишками в кабину, а свой узел пусть забросит в кузов. И пусть покажет, где остановиться…
Женщина была еще нестарой, но лицо у нее было изможденное, все в морщинах, а руки — жилистые, натруженные. Она держала на коленях девочку, которая без устали сосала палец. Мальчик сидел между матерью и Сташеком и внимательно наблюдал за его движениями. «Ее Ганс схватил бы польского ребенка… Странный человек этот Тылюткий. Но по-своему прав. Страшно слушать, что люди рассказывали о немцах. Но война ведь окончилась. Что должно быть с этими немцами, то и будет. А дети есть дети. Славная эта малышка. Интересно, как ее зовут. Наверное, Эльза, Инга или Марта». Девочка будто почувствовала, что он думает о ней, посмотрела на него. Родак улыбнулся и подмигнул ей. Ребенок смутился, вынул палец из ротика. Родак достал из ящичка под рулем кусочек спрессованного сладкого кофе и протянул девочке. Та засмущалась. Мать что-то сказала ей. Малышка взяла и начала с жадностью есть.
— Danke schön[5], — сказала женщина. Другой кусочек Сташек отдал мальчику.
— Danke. — У мальчугана был тихий, испуганный голос.
Сташек прибавил газу. Он разозлился на себя, как всегда, когда не был уверен, правильно ли поступает. В конце концов, какое ему дело до этих немецких детей! Если бы их отцы не начали войну, не было бы всего этого, не было бы несчастий, смертей. Ведь он солдат армии-победительницы, находится на исконной польской земле и должен дать им это почувствовать. Кому? Этой изнуренной, перепуганной женщине, этим ни в чем не повинным малышам? «Ее Ганс схватил бы польского ребенка…» Дети грызли кофе, так что за ушами трещало. Из-за поворота показались какие-то строения. Женщина начала что-то говорить, и Сташек догадался, что она собирается сойти. Он остановил машину у двора, который она показала. Старенький кирпичный домик с крышей, поросшей мхом. Овин. Конюшня. Да, небогато. Двор казался вымершим. Хотя нет, спустя мгновение на крыльцо, заросшее диким виноградом, вышла старая женщина, мать, а может быть, свекровь. Когда он нажал ногой на стартер, то краешком глаза успел заметить, как девочка и мальчик махали руками на прощание… Сержант Тылюткий сидел надутый. «Сердится, наверное, за то, что я отправил его в кузов. А, черт с ним. И все же, чем эти дети провинились перед ним?»
— Странный ты человек, Тылюткий. Ну и что такого, что мы их немного подвезли?
