— Извини меня за крапиву. — Сташек взял ее руку и нежно погладил. Она хотела было вырваться, но раздумала. — Ты красивая, Марыся.
— Не говори так, не надо. — Она опустила сияющие глаза.
— Ты с кем-нибудь встречаешься?
— Да что ты! Мама бы мне такое устроила! И сейчас наверняка поглядывает в окно. А ты? И что вообще собираешься делать? Останешься в армии или в Калиновую к дедушке вернешься?
— Наверное, останусь на западных землях. Только необязательно в армии. Может, где-нибудь обоснуюсь. Людей туда все больше приезжает. Некоторые — целыми семьями.
— А у тебя кто-то есть?
— Недавно познакомился с одной девушкой. Она такая, что…
— Знаю… Я сразу поняла, что у тебя должна быть девушка. Как только увидела тебя. Красивая?
— Для меня она — самая красивая.
— Понятно. Ну я пойду…
— Марыся, не сердись. Ты даже не знаешь, как я к тебе хорошо отношусь.
— Я к тебе тоже, Сташек. А почему я должна сердиться? Приезжай как-нибудь еще раз к нам, в Калиновую.
— Марыся!
Он нежно притянул ее к себе и хотел поцеловать. Она закрыла глаза, приоткрыла губы, но в последний момент легонько оттолкнула его.
— Не надо… До свидания, Сташек.
— До свидания, Марыся…
Ночь. Последняя ночь отпуска. Они легли спать рано. Дед уже похрапывает на своей кровати под образами святых. Сташек ворочается на диване, никак не может уснуть. Столько воспоминаний связано с этим домом, столько мыслей о том, что было, что есть, что будет, вертится у него в голове. Луна заглядывает в окна, в избе светло как днем. Вдруг он вздрогнул, напряг слух. Как будто бы цокот конских копыт. Тявкнул пес. Вроде бы чьи-то голоса. Тук, тук! Осторожно по оконной раме, а потом по стеклу. Дед тоже уже проснулся.
— Не открою, — говорит шепотом.
Сташек быстро натягивает брюки, хватает автомат и прижимается к стене, подальше от окна. Стук повторяется.
— Откройте, батя, это я.
— Изидор! — Дедушка подходит к окну. — Сейчас, сейчас. — И тихо Сташеку: — Никого, кроме него, кажется, нет, я открою.
Вместе с дядей Изидором в избу вошли еще четверо. Все, кроме Изидора, в военной форме с оружием. Лампу зажечь не разрешили.
— Видно как днем, посидим при свете луны, — твердо сказал высокий, статный мужчина с двумя звездочками поручика, с пистолетом на боку. Офицерские сапоги у него начищены до блеска. На конфедератке орел с короной. Изидор молча обнимает Сташека. По его заросшим щекам катятся слезы. Они ничего не говорят друг другу. Не знают, что и говорить при посторонних.
