Он быстро переоделся, кое-как затянул галстук, схватил шляпу и, перескакивая через ступеньку как мальчишка, выбежал на улицу.
Никогда не было это здание таким радушным, как сегодня. И солнце, и пожелтевшая зелень сквера Союза писателей, и стоявшая посреди садика скульптура мудреца, ушедшего в свои мысли, — все было радостно и ярко.
— Это ее почерк… Милая, милая, — повторял он, перечитывая письмо, никак не мог сосредоточиться и плохо понимал смысл написанного.
«Помните ли вы еще меня? Не забыли ли в суете работы и московской жизни? Если даже и забыли, все равно я благословляю тот день, когда вы приехали в наш город…»
В конце письма, уже другими чернилами, была сделана приписка:
«9-го сентября еду к маме в Ленинград. Телефон А-4-11-82».
«Девятого сентября! А сегодня третье число. Еще целых пять дней».
После обеда он пошел в Секретариат, переговорил с управделами.
— Бумаги мы вам заготовим к пятому. Вам на сколько дней нужна поездка?
— На десять, — ответил Радин.
А седьмого ночью он уже садился в поезд.
Остановился он в «Гранд-отеле», тихой, спокойной гостинице, в номере, который он всегда заказывал заранее.
Адреса Софьи Аркадьевны он не знал, но телефон ее родных запомнил так крепко, что, проснувшись среди ночи, мог сразу же назвать его.
Завтра она будет здесь. Еще никогда он не испытывал такого глубокого и тревожного чувства любви. Ведь, казалось, все было хорошо. Соня, он это знал, любила его и письмо написала… Почему же у него так тревожно на душе?
Вечером он пошел в театр. Но ни музыка, ни публика не отвлекли его от невеселых раздумий.
«Я, наверное, сойду с ума. И чего я себя мучаю? Завтра уже все определится», — выходя из театра, думал он. Вокруг проходили люди, веселые голоса заполняли Невский. И никому не было дела до его душевного состояния, да и вряд ли он производил такое уж жалкое впечатление — сухощавый, подтянутый мужчина в расцвете сил, идет себе, прогуливается. От этих мыслей ему стало смешно и он зашагал уже бодрее.
— Дорогой мой, я так рада, что мы опять вместе… — голос Софьи Аркадьевны слегка дрожал.
Радин нежно погладил ее по волосам и бережно, так, как целуют ребенка, поцеловал в лоб.
— Соня, я тоже счастлив. Но… у тебя муж. Ты решишься на развод?
— Наверное, — в каком-то задумчивом оцепенении ответила она.
— Знаешь, Соня… Давай мы сделаем это теперь, поедем вместе в Бугач, и я скажу ему, что мы любим друг друга. Это будет честнее, чем таить от него наши отношения. И ты будешь моей женой.
