Он взял ее руку и поцеловал. Софья Аркадьевна, не отнимая руки, долгим взглядом смотрела на него.
— Почему вы так смотрите на меня? — тихо спросил Радин.
Она не ответила, только высвободила руку.
— Вы знаете, что я сюда больше не приеду. Но уехать вот так, ничего толком не выяснив, я не могу.
Лицо Софьи Аркадьевны было бледно. Большие глаза с мольбой смотрели на него.
— Не мучайте меня. Я и без того… мне и так трудно. Это все так непросто.
— Но вдвоем нам легче найти выход из положения. Мы же взрослые люди.
Но она, словно не слыша его горячей речи продолжала:
— Мне тяжело здесь. Конечно, люди тут славные, простые, очень добрые. Но этого, оказывается, мало. Счастье еще и в том, когда жена и муж дополняют друг друга, составляя единое целое, когда они едины в интересах, в чувствах, да и во всем. Одним словом, когда они необходимы друг другу. А без этого — одиноко… Это самое ужасное, что только может придумать жизнь.
Радин вспомнил ночь на заставе, добродушного полковника с его наивными расспросами об «Анне Карениной», и почувствовал острую жалость к этим хорошим, но таким разным, бог знает, зачем соединенным людям.
— Вы не любите мужа? — спросил он.
— Не люблю. Я привязана к нему, благодарна ему за его заботу, любовь ко мне. Но любить — нет, не люблю, — подняв глаза на Радина, медленно и четко сказала она.
— Зачем же вы выходили за него замуж? — удивленно сказал он.
— Милый вы и наивный человек, хотя и писатель. Ну скажите, назовите вы мне хоть одну женщину, которая не хотела бы быть счастливой. Он мне понравился простотой, скромностью. Мне было приятно, что в меня влюбился человек, которого так уважают и ценят за мужество, даже героизм. Он робел передо мной, был застенчив. И даже это нравилось мне. Я была студенткой последнего курса, а он подполковником, боевым командиром, и вдруг — робеет передо мной. Вот и вся история.
Зазвонил телефон.
— Слушаю… Как, ты не приедешь? Утром? Почему? А Владимир Александрович сидит и дожидается тебя… Сейчас я передам ему трубку.
— Алло… Я слушаю вас, Григорий Васильевич.
— Мой дорогой писатель, Владимир Александрович. Не сердитесь на меня, — дела, — донесся откуда-то голос полковника. — Надеюсь, еще свидимся… Приезжайте снова, будем рады, — говорил Четвериков.
— Спасибо.
— Всего вам доброго, успехов, здоровья.
— И вам тоже, Григорий Васильевич. Спасибо за помощь и гостеприимство.
Он опустил голову и закусил губу, так неловко почувствовал себя в этой ситуации.
