Может быть, хотите чаю? — услышал он голос полковника. — В термосе крепкий, горячий, а вот и галеты.
Вошел майор, сопровождаемый старшиной.
— Все готово, товарищ полковник, — доложил он, кивнув головой В сторону границы.
— Садись, пей чай и расскажи подробней, — предложил Четвериков.
— Все на местах. Заставы и дозоры, оцепление и наблюдение проверены. На той стороне в течение дня ничего не замечено. Как всегда, вовремя прошли смены застав и караулов.
— Это хорошо, — одобрительно кивнул головой полковник.
— На пункте 21 и секторе 84, согласно вашему приказу, усилены секреты.
— Это тоже добре. Я думаю, что именно там пройдет нарушитель.
— Почему? — поинтересовался Радин.
— Потому что они больше оголены, кроме камышей да двух-трех кустов ничего там нет. Да и места расположены ближе всего к нашей заставе. На японо-маньчжурской границе мы почти всегда ловили эту нечисть именно там, где всего опасней был переход.
Полковник взглянул на часы.
— Скоро полночь… Пора на воздух. Наступает самая темень.
Они вышли из землянки.
Было тихо и тревожно. Так, по крайней мере, казалось Радину, пограничники же были просто спокойны. Радин вспомнил Софью Аркадьевну, ее напряженный, странный, будто мерцающий взгляд.
А рядом стоял полковник Четвериков, ни о чем другом не думавший, кроме выполнения своего долга. Он стоял прямо, как статуя, и, чуть откинув назад голову, напряженно смотрел в сторону границы.
— Он уже переходит нейтральную зону, — шепнул Радину полковник и, понимая недоумение Радина, добавил: — Обратите внимание на верхушку этой ели.
И Радин увидел, как одна из густых веток могучей ели чуть качнулась.
— Это сигналят с наблюдательного пункта, — пояснил полковник.
Едва Радин отвел глаза от ели, как впереди что-то сверкнуло и засветилось. Часть леса все еще была темной и хмурой, зато другая ее половина озарилась молочно-белым цветом.
Осветительные шашки! — догадался Радин и обернулся к Четверикову. Но того уже не было, рядом с писателем находился лишь майор. И полковник, и старшина исчезли.
— Он там, — показывая рукой в сторону все еще светлой полосы, сказал майор.
Послышался шум, голоса, и все смолкло. Только минуты две в потухающем свете ракет отчетливо вставали могучие стволы деревьев.
— Готово, можно идти на заставу, — спокойно сказал майор.
Только теперь Радин понял, что все кончилось. Несколько разочарованный, Радин направился к заставе.
Спустя немного времени пришел и полковник.
— Я пойду, Григорий Васильевич, к машине, — сказал Радин, понимая, что больше ему здесь делать нечего.
