Проспект Сталина, — так помпезно называлась эта серая, типично провинциальная улица в захолустном, военном городке.
«Дань времени», — подумал Радин, шагая по этому, ничем не отличавшемуся от других улиц, «проспекту». Те же низенькие дома, серая мостовая с выщербленным булыжником, и лишь козы вместо свиней теперь попадались ему навстречу.
Длиннорогие, с трясущимися бородками, с бубенчиками или веревками на шеях, они щипали траву, окаймлявшую пустыри и палисадники.
«Сельская идиллия», — усмехнулся он.
Радин уже начинал жалеть Софью Аркадьевну, надолго осевшую в этом скучном городке.
— Бугач! — проговорил он, вспоминая, как долго искал на военной карте этот ничем не примечательный городок.
«И какая она все же милая женщина», — вдруг ни с того, ни с сего подумал он.
«Парикмахерская», — прочел Радин, останавливаясь возле стеклянных дверей, над которыми красовались огромные буквы и был выведен некий субъект с чудовищно разросшейся шевелюрой и лихо закрученными кверху усами.
— Забавно. Ну, где еще встретишь такую архаическую, времен НЭПа, вывеску.
И он решительно шагнул внутрь.
— Постричь, побрить, помыть голову? — делая нечто вроде поклона, спросил его парикмахер, тощий и костлявый мужчина лет пятидесяти.
— Побрейте и подравняйте на висках и затылке, — садясь в кресло, сказал Радин.
— Приезжий будете? — ловко и увлеченно намыливая ему щеки, поинтересовался парикмахер.
— Да, ученый буддист из Москвы, — очень серьезно и важно ответил ему Радин.
«Забавный город», — подумал он и снова вспомнил Софью Аркадьевну.
— О, да вы, товарищ писатель, точны, как часы. Прямо военная точность, — выходя навстречу гостю, сказал полковник.
— Семь лет службы в армии, — и вот вам результат, — пожимая руку полковнику, пошутил Радин.
— Ну, это особенно приятно, свой, значит, военная косточка, — обрадовался Четвериков. — А где служили, в пехоте?
— В артиллерии. Окончил артиллерийское училище, затем арткурсы в Ленинграде. А служил в тяжелом гаубичном дивизионе в Закавказье, возле турецкой границы, может, слышали такое местечко — Ханкала?
— Не слышал, а вот что вы свой брат, солдат, это хорошо, — еще раз повторил полковник.
— Демобилизовался в звании старшего командира батареи в тридцать первом. С тех пор занимаюсь литературой.
— И это добре. Теперь я понимаю, почему вас к нам, пограничникам, потянуло. Что ни говори, а военная закваска свое возьмет.
— А где Софья Аркадьевна? — спросил Радин.
— По хозяйству хлопочет. Какой-то пирог в честь вашего прихода печет, — усаживаясь возле гостя, сказал полковник. — Я из Политотдела получил указание предоставить вам побольше материалов, чтобы вы пошире охватили нашу службу. А поди трудно все-таки писать? — с наивным любопытством спросил он.
