– Поспеши! С секунды на секунду дадут второй сигнал!
Квазик исчез.
Два часа? Эти наплывы уныния, желания тихо помереть и не мучиться, этот подкатывающий к горлу комок и слезы разочарования в своей жизни будут преследовать ее еще семь тысяч двести секунд?! Мамочки!
Напуганная двухчасовой задержкой, Вера метнулась к скарту Тана и застучала по капоту.
– Что случилось? – откинулся прозрачный купол, и высунулась взлохмаченная голова Тана.
– Квазик наложил защиту, я с тобой, – ответила Вера и уселась на второе сиденье. – Как тут пристегиваются?
Недоверчивый Тан, не заметивший кратковременного возвращения главы рода, поводил над головой Веры руками:
– Да, на тебе есть какое-то сильное дядино заклинание. Хм, обычно накладывают стандартные родовые, но дяде виднее, чем их заменить, раз уж ты пока не входишь официально в нашу семью.
– То есть, меня выдернет из черной дыры, если что?
– Ну, строго говоря, из самой черной дыры ничто уже не выдернет – заклинания срабатывают при критическом приближении к горизонту событий, но защитный смысл тот же: тебя перенесет на смотровую площадку до того, как щупальца черной дыры затянут навеки в ее недра.
Прозвучал второй сигнал, воронка вспыхнула ослепительно голубым светом.
– Поехали! – крикнул Тан, опуская верх болида. – Не волнуйся, ты пристегнута, а твоя масса с самого начала учтена в настройках скарта! Удачи нам!
Глава 17. Мрачное озарение
Как там говорили юные хранители: черные гонки – это круто? Вера силилась подобрать другой синоним, но, похоже, демонята выбрали самое верное слово – это было нереально круто, и никак иначе. Давным-давно Олег затащил шестнадцатилетнюю Веру на американские горки, и она надолго запомнила ощущение полета в пропасть, когда прощаешься с жизнью и мысль: «Прости меня, мама, неумную дочку», – единственная, крутящаяся в голове. К счастью, сойдя на землю живой, Вера простилась только с завтраком и съеденным перед поездкой пирожком. Позже, лет в двадцать пять, был опыт прыжка на тарзанке, когда головой вниз летишь на автостраду с высоченного моста, инстинкт самосохранения сходит с ума, в голове набатом стучит прилившая кровь, безветрие вдруг сменяется плотной стеной летящего в лицо воздушного шквала. Каждая клеточка дрожит от страха, в жилах стынет кровь, сердце замирает и, кажется, в следующий миг разорвется в стесненной груди. Рассудительная Вера, привыкшая все в своей жизни раскладывать по полочкам и свято хранившая в памяти аналог личного архива, после возвращения из полета, стоя на том треклятом мосту, записала все такие «развлечения» в графу «Большие глупости» и поставила гриф «Никогда не повторять!».
