А Маргарита с удивлением обнаружила, что эта маленькая уловка — доставить симпатичным ребятам из оркестра удовольствие за счет веселящегося проконсула — пришла ей в голову сама собой, по ходу дела, была осуществлена с непринужденной легкостью и принесла ей радость. Она как бы сдала первый экзамен для вступления в ту необычную школу, куда вознамерился ее зачислить Ганри Манинг.
Мональди вообще не был жадным человеком. А в тот вечер он готов был угощать весь белый свет. Во всяком случае, его двое слуг — супруги Феррито, шофер и охранник получили от него деньги с условием, что будут пить за прекрасную синьору с синими, как Неаполитанский залив, глазами, — что они и сделали.
К половине двенадцатого Маргарита уже раз пять успела посмотреть на часы, а Коко спал на свободном кресле. Но проконсул считал, что самое главное только начинается. Объявив прекрасной синьоре, что ей нет равных среди всех женщин мира и что на этом основании она может рассчитывать на его вечную любовь, проконсул распорядился отправить к нему в особняк две бутылки самого старого коньяку, какой только найдется в подвале «Кайзергофа».
Дело кончилось тем, что Иоганну пришлось проводить своего друга в его опочивальню в особняке, где проконсул, несмотря на перегруженность, все же нашел время разбудить охранника, спавшего на ковре возле замаскированного под старинный секретер сейфа, и прочесть ему краткое назидание о правилах поведения часового на посту. А затем приказал себя раздеть и захрапел, не дождавшись исполнения приказа.
Маргарита у себя в номере,. уставшая, с головной болью, сначала уложила скулившего во сне Коко, а потом выпила порошок снотворного и постаралась уснуть.
Утром она увидела на столиках и подоконниках цветы — обычную порцию, яркое свидетельство немого восхищения владельца «Кайзергофа». Тут были и розы, и нарциссы, и тюльпаны, и гиацинты. Но, повернувшись на бок и опустив глаза, она обнаружила и нечто необычное: у изголовья, прямо на полу, стояло серебряное ведерко с крупными алыми розами, каких она до тех пор еще не получала. В цветах торчал запечатанный голубой конверт.
Надорвав его, Маргарита вынула и прочла написанное по-итальянски письмо. Мональди просил извинить его за вчерашнюю неумеренность с вином, клялся в любви до гроба, а также извещал, что на обратном пути из Дюссельдорфа сумеет пробыть в Базеле подольше, и выражал надежду, что она дождется его.
Через неделю он и вправду явился, под вечер. Без всяких церемоний навестил Маргариту в ее номере и с удрученным видом сообщил, что, к сожалению, вынужден без промедления следовать в Италию, не позволив себе даже побыть с нею хотя бы час — водитель заправит машину и запасные канистры, и тут же в путь.
