Скорее всего именно желание увидеть и услышать свидетеля последних минут отца и заставило Гая в тот же день сесть в поезд на Амстердам.
...Он еще раз пошевелил левым плечом, чтобы ощутить тихую, приглушенную боль, бросил окурок в урну, взял чемодан и не спеша перешел улицу. Шагая по тротуару, он время от времени поднимал голову и разглядывал вывески баров. После множества полногрудых красавиц глазам его предстала вдруг необычная картина, висевшая над входом в большой бар. Она была выполнена мастерской рукой и изображала морскую трагедию: дряхлый пароходик с надписью на борту «Пестрая корова» погружается в пучину, протараненный огромным угольщиком; на мостике в спокойном ожидании гибели одиноко стоит капитан с длинным красным носом и черными бровями, напоминающими сапожные щетки. Под вывеской надпись: «Заходите сюда, немцы, здесь вы — дома!».
Гая покоробило, он вновь перевел взгляд на картину и рассмотрел подробности, которых не заметил раньше. Оказывается, картина имела еще и второй, не менее зловещий смысл: на носу тонущего пароходика болтался гюйс голландского военного флота, а на мачте угольщика гордо развевался флаг со свастикой. Все это было, разумеется, выдумкой, так как посудина его отца не имела права носить гюйс, а немецкий угольщик не мог в те годы ходить под фашистским флагом, так как этот флаг тогда не стал еще государственным. К тому же Гай хоть и не очень-то разбирался в морском деле, но все же знал от отца, что гюйс поднимается на кораблях только на якорной стоянке.
Судя по свежести красок, картина была писана совсем недавно, во всяком случае, не раньше весны текущего, 1937 года. Краски были дешевые, но еще не выцвели.
Гай сам не уловил момента, когда раздражение, вызванное картиной, перешло в глухую злобу. Он вспомнил о лежащем в чемодане пистолете, из которого выпустил по нему пулю фашистский офицер и с которым он дал себе клятву никогда не расставаться, и подумал, не переложить ли его в карман. Но тут же подавил эту вздорную мысль и ногой распахнул дверь в бар.
Просторный зал был пуст, лишь за столом в углу сидела компания молодых людей, человек шесть. Они пили пиво и громко разговаривали по-немецки. Высокие табуреты у длинной стойки тоже пустовали. За стойкой сидел толстый старик с кирпично-красным лицом и взъерошенными седыми кудрями. Он курил черную сигару и явно скучал.
Гай подошел к стойке, опустил чемодан на пол.
— Добрый день,— первым приветствовал его краснолицый. Он сказал это по-немецки, его хрипловатый бас звучал ворчливо.
